Назначение 6 февраля в Казахстане нового премьер-министра со всех точек зрения было весьма неожиданным для сторонних наблюдателей. В первую очередь неожиданной была сама фигура Олжаса Бектенова, который ранее занимал должность главы президентской администрации. Ни в одних формальных и неформальных прогнозах такой кандидатуры не называлось.
Все сразу отметили, что в Казахстане он первый представитель силовых структур на позиции руководителя правительства. В 2019-2023 годах работал сначала первым заместителем, потом руководителем Агентства по противодействию коррупции. У него правда был небольшой опыт работы по экономическим вопросам, когда в 2017-2018 годах он был заместителем акима Акмолинской области по экономике. Но все-таки возникает такой интересный прецедент назначения силовика для управления экономикой.
В данном случае либо его опыт работы в силовых структурах рассматривается в настоящий момент, как более важный, чем опыт работы в экономике, либо оправдана точка зрения, что сейчас опыт не так уж и важен. Потому что, если подходить к бюрократии, как к функции, тогда можно прийти к выводу, что в той или иной деятельности опыт не так уж и важен. Большее значение имеют другие обстоятельства, например, чисто бюрократическая эффективность.
Возможно, что Бектенов довольно эффективен именно с точки зрения организации работы бюрократии. Но об этом пока никто не знает, кроме, понятно, высшего руководства страны, которое приняло это решение. Потому что все занимаемые им ранее должности не предполагали публичности. Теперь ему придется выходить из зоны комфорта условного «серого кардинала» казахстанской политики. Хотя предыдущий премьер-министр Алихан Смаилов, собственно, также был не слишком публичен и не очень активно объяснял свои действия. Так что может быть это теперь новая тенденция.
Хотя все же более логично, что главный смысл с назначением Бектенова связан именно с его силовым опытом. Это такой месседж общественности про бюрократию, чтобы, условно, последняя не расслаблялась. Может быть в Астане полагают, что бюрократия нуждается больше в условном «кнуте», чем в не менее условном «прянике». Или может быть «пряников» стало слишком много и надо разобраться, где именно и как сократить коррупционную составляющую. Характерно, что как раз в период смены правительства арестовали заместителя министра экологии.
Давление на бюрократию выглядит как часть некоей тактики повышения эффективности, снижения коррупции и, в том числе, получения имиджевых преимуществ в глазах общественности. Возможно, что новый премьер-министр это про еще более строгую дисциплину, большую мобилизацию бюрократии на решение новых задач. Показательно, что как раз накануне его назначения Агентство по стратегическому планированию выпустило национальный план развития до 2029 года, который предусматривает удвоение ВВП в два раза до 450 млрд. долларов.
Наверное, можно сказать, что в теории все возможно, но такого роста всего за пять лет не было даже у Китая в годы бурного роста в начальный период глобализации. Насколько вообще возможно увеличить ВВП в два раза за пять лет? Это надо по 15% экономического роста в год.
Конечно, можно заимствовать опыт того же Китая, который обеспечивал рост за счет бурного жилищного строительства и инвестиций в инфраструктуру, даже если она не была слишком необходимой. Но в настоящий момент с этим инструментом роста в Китае как раз большие сложности.
Пять дней назад 1 февраля в Гонконге обанкротили крупнейшую строительную компанию Evergrande с долгами в 333 млрд. долларов. Многие другие строительные компании в Китае не могут выполнять свои обязательства. Все это последствия десятилетий бурного экономического роста и в том числе строительства городов в неприспособленной для их размещения местностях. В Китае сегодня, как минимум, десяток пустых городов на пару миллионов жителей каждый, построенных в отдаленных местностях.
Потом всегда возникает вопрос, как считать этот рост, в каких показателях. Можно, конечно, по паритету покупательной способности, но тогда почему в долларах. Здесь надо сказать, что теоретически возможно быстро, но очень болезненно увеличить ВВП за короткий период времени. Например, ВВП Эстонии на душу населения 22 тыс. долларов, а в Казахстане 13 тыс. долларов. При этом в Эстонии нет добычи нефти, урана и т.д. Конечно, эстонская экономика весьма эффективная, у нее европейские институты, передовая IT-индустрия. Но причина не только в этом.
Когда считают ВВП, большое значение имеют цены на базовые товары. В Казахстане все 30 лет независимости основные цены, так или иначе, либо дотируются, либо сдерживаются. Поэтому у нас бензин, газ, уголь, коммунальные платежи дешевле, чем в условной Эстонии, а также дешевле мировых цен. Кроме того, у нас низкие налоги, тот же НДС.
Прежняя логика заключалась в том, чтобы низкие доходы компенсировались низкими расходами и невысокими налогами. При этом государство свои потребности покрывало за счет налогов с добычи сырья. Но обратной стороной медали был низкий ВВП. Отсюда, собственно, и возник такой показатель, как паритет покупательной способности. Это когда можно попытаться сравнить экономики не по курсу валют к доллару, а по ценам на похожие товары.
Поэтому, если государство вдруг решит повысить цены на чувствительные позиции до рыночного уровня, тогда целевые показатели к 2029 году могут быть легко достигнуты. Но понятно, что это маловероятно. Потому что государство в свою очередь очень чувствительно к настроениям общества. Поэтому само по себе заявление Агентства выглядит довольно странным. Как оно будет повышать таким темпами ВВП в условиях ценовых диспропорций внутри экономики, а также в ситуации, когда мировая экономика, а, значит, и торговля, должны готовиться к замедлению процессов глобализации.
В то же время и давление на бюрократию ради достижения результата имеет свои пределы. В конце концов мы не в плановой экономике СССР 1930-ых годов, когда от бюрократии требовали добиваться заведомо нереальных показателей, угрожая репрессиями.
В наших условиях в ответ на давление бюрократия просто перестанет принимать решения или будет требовать их постоянного согласования. Потому что будет серьезно опасаться, что любые несанкционированные и слишком самостоятельные действия могут иметь для нее неприятные последствия. В итоге решения будут приниматься медленно и тормозить самые амбициозные планы.
Кроме того, в публичном пространстве уже явно ослабевает эффект от жестких мер против бюрократии. Широкая общественность и так уже все недовольство сейчас выплескивает на чиновников. Понятно, что для этого, наверное, есть основания. Но важно также, какие именно основания. Если речь идет о коррупции, то это одна история, если о неэффективности, тогда вопрос с чем она связана? Очень часто неэффективность как раз и связана с тем, что никто не принимает решения, все боятся последствий.
Сложность здесь в том, что трудно долго повышать популярность властей в государстве с централизованной бюрократией только за счет давления на ее представителей. Потому что плохой имидж бюрократии в целом не может не создавать трудностей для государства, в основе функционирования, которого она, собственно, и находится.
Еще один интересный момент с назначением Бектенова связан с тем, стоит ли его расценивать, как повышение или как понижение по бюрократической лестнице. Потому что руководитель администрации президента в неформальной табели о рангах занимает более высокую позицию, чем премьер-министр. К тому же, он был назначен на прежнюю должность меньше года назад. Уже тогда он был первым силовиком на политической позиции.
Тогда это можно было объяснить необходимостью укрепления позиций власти в политическом поле. В тот раз как раз было меньше вопросов, потому что речь шла о политике. Но когда речь идет об экономике, вопрос компетентности здесь все-таки важнее, чем условные навыки организации силового давления.
Но теперь вопросы все равно возникают. Можно ли считать, что Бектенов выполнил все задачи на прежнем посту в администрации и его перебросили на новый не менее важный участок. Или наоборот, он оказался не совсем на своем месте и по результатам работы его освободили и направили на тот участок, где его навыки будут более полезны.
Собственно, любая версия возможна. Однако, с учетом того, что руководителем администрации стал бывший управляющий делами президента Айбек Дадебаев более логично, что это не понижение, и не повышение. Это передвижение по горизонтали. Тот же Дадебаев последние 12 лет работал с президентом Касым-Жомартом Токаевым, еще с офиса ООН в Женеве. То есть, он ему вполне доверяет и этого достаточно.
Так что доверие к тем или иным чиновникам становится наиболее важным фактором последних назначений. Президент выбирает тех, с кем ему комфортно, особенно, если речь идет о ключевых назначениях. Среди тех, кто постарше Бектенова и Дадебаева, таковых явно осталось не так уж много.
Это вполне себе восточная тактика – собрать свою команду. Конечно, именно это не нравится либерально настроенной части казахстанского общества. Консервативно настроенная часть общества хотела бы более объективных критериев подбора кадров, например, по их деловым качествам. Но здесь речь идет об условной восточной системе государственного управления, в основе которой находится централизованная бюрократия. От ее состояния многое зависит. В каком она сегодня находится состоянии трудно сказать. Но посмотрим, как все будет происходить.
В назначении Бектенова есть еще одно важное обстоятельство. Если он останется на этом посту еще два-три года, то он плавно войдет в тот исторический период, который будет находиться как раз накануне 2029 года. И дело не в том, получится ли приблизиться к удвоению ВВП к этому времени.
Гораздо важнее, что Бектенов будет занимать ключевую должность накануне начала переходного периода. В 2027-2028 годах теоретически уже должен проявиться тот, кто пойдет на следующие выборы. Если, конечно, не произойдет каких-либо изменений в подходах. Понятно, что главе государства важно, чтобы к этому времени на ключевой позиции находился понятный ему человек и желательно без особых амбиций.
Но пока речь идет о наиболее важных задачах, которые стоят перед правительством. Среди них остается инфляция. Если планируется такой бурный рост экономики, то он неизбежно будет сопровождаться ростом инфляции. Прежнее правительство сначала разогнало инфляцию до 20%, затем снизило ее до 10%. Во многом это сделали потому, что поняли, что если бесконтрольно увеличивать денежную массу ради экономического роста и повышения доходов некоторых категорий населения, то инфляция съедает и любое увеличение доходов, и ведет к росту общего недовольства.
Новому правительству предстоит что-то делать с ценами на коммунальные услуги, бензин, газ и уголь или ничего не делать, но тогда надо как-то решить вопрос с износом инфраструктуры. Новому правительству придется решать вопрос оперативного реагирования на сложные процессы у нашего главного экономического партнера России.
В этом и следующем году российская экономика явно столкнется с многими вызовами. Например, возможна девальвация рубля, чтобы выполнить план по повышению доходной части бюджета на 29%. Другими способами добиться этого будет сложно. Что тогда делать правительству Казахстана?
В этом году планируется подписать соглашение о строительстве трех угольных станций, которые, как пояснил 5 февраля первый заместитель премьер-министра Роман Скляр, в итоге окажутся газовыми. Для России это логично, потому что она потеряла экспорт 150 млрд. кубометров газа в Европу и ей нужны рынки сбыта. Поэтому она планирует выделить 1,3 трлн. тенге (260 млрд. руб.) на три станции. Но это долгая история, в которой не совсем прозрачны условия выделения средств и самое главное тарифы, по которым они будут погашаться.
Тот же Скляр в данном случае явно себе противоречит. Сначала он говорит, что решение принято из-за большого российского опыта сжигания казахстанских углей, а затем, что все-таки они будут газовыми. Но это только часть истории. Впереди еще много непростых и может быть удивительных ситуаций перед всеми нами, но больше перед новым правительством Олжаса Бектенова. Любой новый премьер-министр это «темная лошадка», остается только дождаться прояснения ситуации.