К очередным выборам президент Беларуси Александр Лукашенко подошел далеко не в лучшей своей форме. Еще никогда за время своего правления он не сталкивался со столькими серьезными вызовами своей власти. Причем, впервые он оказался в буквальном смысле в условном «кольце врагов» или, если не врагов, то по крайней мере явных недоброжелателей.
На этот раз для победы ему приходится напрягать все усилия, при этом проявляя максимум политической изворотливости. Например, он идет на жесткие меры против внутренних оппонентов, но так, чтобы при этом попытаться не сильно раздражать Европу. Поэтому разрешает митинги оппозиционного кандидата Светланы Тихановской. Он максимально жестко и некорректно ведет себя по отношению к России, арестовывает людей из российской частной компании «Вагнер», направляет бронетехнику к российской границе, даже говорит о возможности выдать некоторых арестованных вагнеровцев Украине, гражданами которой они являются или были ранее.
Но все-таки после выборов 9 августа Лукашенко все равно попытается вернуться к разговору с Москвой, несмотря на непривычно жесткую риторику против России, которую он применяет в последнее время. Потому что по большому счету у него нет другого варианта, в первую очередь в области экономики. Зависимость Беларуси от России слишком велика. По большому счету ни США, ни Евросоюз не способны обеспечить Минску ни финансирование, например, через поставки нефти, пусть даже доходность этой операции сократилась в последние годы, ни соответствующей доли экспортного рынка, продукция белорусских предприятий не конкурентоспособна на европейском рынке, только на рынке ЕАЭС.
Поэтому Лукашенко так или иначе, но вступит в переговоры с Москвой, может быть не сразу, подождет, пока ситуация успокоится. При этом он будет продолжать выстраивать отношения с Западом, но все-таки это будет в рамках политики оказания давления на Россию. Серьезный дрейф Беларуси на сторону Запада практически невозможен. Потому что, Запад сразу же потребует реформ и еще неизвестно, что более неприемлемо для Лукашенко – политические реформы или экономические.
Белорусская экономическая модель, которая всегда вызывала интерес у симпатизирующих СССР экономистов и политиков левой ориентации, тем не менее, в нынешних условиях выглядит достаточно архаичной. С одной стороны, Минск законсервировал ситуацию с промышленностью на уровне позднего СССР, за это ему и аплодируют на всем постсоветском пространстве. С другой стороны, в Беларуси поддерживают новые технологические уклады, особенно в области IT, что уже обеспечивает экономику страны доходами от экспорта этой продукции.
Но при этом государство де-факто управляет всеми основными предприятиями и определяет им план производства, выполнения социальных обязательств, финансирует их. Соответственно, в Беларуси государство напрямую отвечает за экономику, занятость, социальную сферу. В принципе такая почти социалистическая или государственно-капиталистическая модель для многих выглядит очень привлекательной. Например, бесплатные детские сады, муниципальные и ведомственные. Кроме того, предприятия практически не могут сокращать работников, даже если нет продаж, таким образом поддерживается занятость. До сих пор сохранились государственные совхозы с элементами условного хозрасчета.
Именно условный социализм в постсоветском рыночном мире всегда был основой массовой поддержки президента Лукашенко. Да, зарплаты были небольшими, но детские сады, всеобщая занятость, поддерживаемые государством относительно низкие цены на коммунальные услуги примиряли белорусов с действительностью. К примеру, предельные цены на ЖКХ определялись Указом президента от 2016 года. Да, в России зарплаты были выше, но все остальное соответствовало рыночным условиям. Даже если сравнивать ситуацию с соседними с Беларусью странами Прибалтики, то первые 20 лет после распада СССР положение белорусских граждан по крайней мере стабильнее.
Но у всего есть своя цена. В случае с белорусской экономикой это была острая необходимость получения внешнего финансирования. Потому что поддержание государственно-капиталистической модели требовало больших средств, которых внутри Беларуси было невозможно найти. Самая большая сложность для Минска заключалась в том, что государству необходимо было финансировать практически все субъекты своей экономики – от ЖКХ, детских садов, высших учебных заведений, совхозов и предприятий.
Во времена СССР на это не обращали внимания. Экономика работала в режиме автаркии и неважно сколько людей работает на Минском автомобильном заводе и какая себестоимость производимой здесь продукции. Но Беларусь не была СССР, поэтому неконкурентоспособность того же МАЗа надо было чем-то компенсировать. К тому же, белорусская экономика нуждалась в сырье для своих заводов, а их приходилось покупать уже по рыночным ценам, за исключением нефти и газа, цены на которые регулировались межправительственными соглашениями. Соответственно, Беларуси нужно было чем-то поддерживать внешнеторговый баланс.
Кроме того, было очень важно поддерживать доходы населения на уровне, который был бы не слишком низким по сравнению с той же Россией. Потому что при открытых границах с Россией и возможностью населения посещать близлежащую Европу низкие зарплаты, с одной стороны, могли стимулировать людей к трудовой эмиграции. С другой стороны, это могло вызвать неудовольствие населения. Для консервативного белорусского обывателя средние зарплаты плюс бесплатный социальный набор услуг были основой его стабильности. Понятно, что в этой схеме тот же социальный набор при низких зарплатах уже не был настолько привлекательным.
Поэтому для Минска так важны были экономические отношения с Россией, которые носили весьма специфический характер. У Беларуси было три нефтеперерабатывающих завода. Россия поставляла в эту страну примерно 24 млн. тонн нефти в год, которые не облагались российской экспортной пошлиной. Часть нефти Минск использовал для своих нужд, другую часть перерабатывал на своих заводах и отправлял на экспорт в Европу нефтепродукты. Разница в цене, с одной стороны, обеспечивала Минску существенную прибыль для финансирования его расходов, с другой стороны, поддерживала внешнеторговый баланс страны.
Кроме того, Беларусь получала из России газ по фиксированной цене, в 2019 году это было 127 долларов за тысячу кубометров. Когда мировая цена на газ достигала 400 долларов, российская цена для Беларуси была суперкомфортной. Сегодня это уже не так. Спотовые цены в Евросоюзе в моменты кризиса в середине мая опускались до 34 долларов за тысячу кубометров и сравнительно долгое время держались в районе 53 долларов.
Но у российского Газпрома себестоимость добычи находится в районе 100 долларов за тысячу кубометров, поэтому он и дает Беларуси цену исходя из этого. Но президент Лукашенко в последние годы настаивал на ценах, которые платят в соседних российских регионах, апеллируя к идеям Союзного государства России и Беларуси.
В итоге именно указанное Союзное государство и сыграло роль камня преткновения в отношениях между Москвой и Минском. Российское руководство в целом перестала устраивать ситуация в экономических отношениях с Беларусью. Многие в России полагали, что цена вопроса слишком велика. К тому же Россия после 2014 года оказалась весьма чувствительна к позиции своих соседей и ее не устраивало, что Беларусь не поддержала однозначно аннексию Крыма.
В том числе поэтому в России провели так называемый налоговый маневр. Решение о нем было принято в 2012 году, но реализация началась с 1 января 2019 года. Экспортная пошлина постепенно снижалась с одновременным повышением налога на добычу полезных ископаемых. В результате Беларусь стала получать нефть по все более рыночной цене. Естественно, это привело к падению доходов белорусского бюджета, что вызвало неудовольствие в Минске.
Весь 2019 год стороны выясняли отношения друг с другом, пока 23 декабря 2019 года занимавший тогда должность премьер-министра России Дмитрий Медведев не заявил, что условием продолжения поддержки экономики Беларуси является включение в белорусские законы «дорожных карт» по интеграции двух стран. В тот момент многие наблюдатели посчитали, что если Минск примет это предложение, тогда можно будет говорить фактически о поглощении белорусского государства российским.
Понятно, что если речь идет о передаче на уровень Союзного государства национальных полномочий, к примеру, в области определения налоговой политики, а также формирование единой валюты, тем более, при одном эмиссионном центре в Москве и некоторых других, то для это Беларуси это означает фактическую потерю суверенитета. Взамен Россия предлагала внутрироссийские цены по газу, продолжение поставок нефти по более выгодному варианту и прямую поддержку.
В Москве тогда исходили из нескольких моментов. Во-первых, экономическое положение Беларуси после проведения налогового маневра стало довольно сложным. Хотя президент Лукашенко анонсировал весьма странные схемы поставок нефти через прибалтийские порты, но все-таки падение доходов белорусского государства было значительным. Поэтому у них были основания полагать, что Минск все-таки уступит. К тому же, у Лукашенко, по их мнению, не было никакой реальной альтернативы. Никто на Западе просто не предоставил бы Беларуси сопоставимых по размерам средств для спасения ее архаичной экономики. Взамен они потребовали бы рыночных реформ со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Во-вторых, белорусское население в целом было настроено весьма консервативно. К тому же здесь не было столь сильного национального движения, как в Украине. Вернее, оно, конечно, было и весьма активное, но все-таки не такое многочисленное. В Беларуси большинство населения говорит на русском языке и весьма позитивно относится к России. Если проводить открытые выборы, то условный пророссийский кандидат скорее всего наберет большинство. Кроме того, в Беларуси присутствовали все российские телевизионные каналы, что всегда рассматривалось, как существенный фактор влияния.
В-третьих, последние пару лет упорно ходили слухи, что одним из вариантов решения вопроса о 2024 годе, когда у президента Владимира Путина должен был закончиться его второй срок, было его перемещение на пост главы Союзного государства России и Беларуси с передачей многих полномочий. Такой вариант позволил бы достаточно изящно обойти ограничение по срокам президентства в России и одновременно предложить обществу образ главы государства, который собирает потерянные ранее Россией земли. Эта идея вообще очень популярна среди части высшего российского истеблишмента.
В-четвертых, популярность Лукашенко в Беларуси стала падать, резко выросло недовольство активной части общества. Естественно, это рассматривалось, как фактор слабости белорусской власти. Так как Лукашенко не может опереться на активную часть общества с его отчетливо выраженными либеральными и прозападными настроениями, то у него не остается другого выхода, кроме как договориться с Россией.
Так что расчет, если он, конечно, имел место, был связан с тем, что президент Лукашенко, оказавшись в безвыходной ситуации, все-таки уступит. Тем более, что 9 августа 2020 года планировались президентские выборы. Всегда считалось, что без поддержки Москвы и договоренностей с нею выиграть выборы будет сложно. С ним можно будет торговаться по деталям, но в России рассчитывали на определенный результат. Это был такой технократический подход, предусматривавший учет всех факторов, которые казались очевидными.
Но расчет оказался в целом неверным, президент Лукашенко не уступил под таким серьезным давлением. Он стал, условно говоря, отбиваться, причем, действовал в характерном для него стиле, который опирается на агрессивную модель поведения, на жесткую риторику. Хотя в этом не было ничего неожиданного. Но факт остается фактом, до президентских выборов с Лукашенко не договорились.
В этот момент Москва сделала неожиданный ход. На фоне растущего недовольства в белорусском обществе в начале предвыборной кампании одним из кандидатов стал Виктор Бабарико. Особенностью его кандидатуры было то, что он 20 лет возглавлял Белгазпромбанк. Естественно, что это делало его важной частью белорусского истеблишмента, но в то же время он был человеком, весьма близким к руководству российского Газпрома.
Его появление в качестве кандидата в президенты не могло не насторожить Александра Лукашенко. В конструкциях власти, подобных той, что существует в Беларуси, самое опасное для нее это условный феномен Ельцина. Когда один из представителей истеблишмента неожиданно уходит в оппозицию и становится ее знаменем. Так было в позднем СССР, когда первый секретарь Московского горкома КПСС Борис Ельцин выступил против руководства партии, был уволен с этой должности, а потом выиграл выборы в Москве на место народного депутата.
Если же такой человек еще и близок к соседней большой стране, от которой ты зависишь, то не может не вызвать беспокойства. Так и получилось в случае с Бабарико. Его работа в тесной связи с российским Газпромом была расценена Лукашенко как попытка переиграть его на собственном поле. Возможно, что это было не так, но Лукашенко посчитал, что появление Бабарико не может быть случайностью.
Характерно, что в российских СМИ стали появляться критические материалы в отношении Лукашенко, в частности, большой упор делался на то, что у него очень низкая электоральная поддержка. В некоторых СМИ писали о трех процентах, которые были получены по результатам опросов интернет-аудитории. Хотя понятно, что это было не показательно, интернет-аудитория весьма специфическая и при опросах здесь можно внести коррективы.
После этого ситуация резко обострилась. Риторика белорусского президента стала еще более жесткой. Бабарико в итоге арестовали по обвинению в злоупотреблениях в возглавляемом им банке. Кроме того, был арестован также блогер Сергей Тихановский, который использовал сбор подписей для участия в выборах в качестве демонстрации общественного недовольства Лукашенко. Еще один влиятельный кандидат Валерий Цепкало, бывший помощник Лукашенко и глава парка высоких технологий бежал в Россию.
Вообще, Лукашенко к этим выборам мобилизовался сам и мобилизовал все возможные имевшиеся у него ресурсы. Но так как ресурсов осталось немного, а цена вопроса для него велика, то и меры принимаются на грани фола. Но это и понятно, Лукашенко защищается как может и как умеет, он практически огрызается, потому что впервые почувствовал такую серьезную угрозу своей власти.
Если согласиться, что появление кандидата в президенты Бабарико все-таки не было случайным, тогда можно допустить, что расчет делался как раз на использование внушительного российского информационного потенциала и пророссийские настроения существенной части электората. Потому что при обычных условиях это гарантировало бы победу кандидату, который ориентировался бы на такую поддержку. Но парадокс, что это требовало идеальных условий, которых обычно никогда не бывает.
Естественно, что Лукашенко не собирался создавать таких идеальных условий для кого-то еще. В связи с тем, что он не собирался уступать власть, он начал за нее бороться. Но так как он полагал, оправданно или нет, что против него действуют из Москвы, то стал делать неожиданные ходы, которые застали российскую сторону врасплох.
Сам арест Бабарико был одним из таких ходов. Затем Лукашенко стал использовать риторику по поводу своего противостояния попыткам организации некоего майдана в Беларуси. Она была обращена к консервативному электорату с целью вызвать его беспокойство относительно привычной стабильности. Одновременно Лукашенко повышал градус дискуссии, много говоря о наведении порядка, о военных и прочих подобных мерах.
Но самый неожиданный ход был связан с арестом 33 бойцов частного российского военного предприятия «Вагнер». Их обвинили в подготовке к проведению беспорядков, сказали, что они часть некоей группы в 200 человек, которые планировали разные незаконные действия накануне выборов.
Так или иначе это был беспрецедентный случай, арест боевиков из числа российских граждан, к тому же ветеранов войн в Донбассе, обвинения в адрес России. Он поставил Москву в трудное положение и несколько дней в России явно искали вариант реакции на это невероятное событие.
Между прочим, отсутствие быстрой и согласованной реакции Москвы подтверждает мнение о том, что вагнеровцы в Беларуси оказались вовсе не в рамках каких-то российских планов. Для этого их было слишком мало. Кроме того, они, собственно, и не скрывались, что нетипично для неких тайных операций. К тому арестовали их в санатории, который принадлежал белорусским профсоюзам и контролировался начальником избирательного штаба Лукашенко.
Официально в Москве утверждали, что люди из «Вагнера» летели через Минск транзитом в Африку, конкретно в Судан, опоздали на самолет в Стамбул, и решили переждать в Беларуси. В связи с этим у них нашли суданские деньги. В то же время, в масс-медиа высказывались предположения, что на самом деле Судан это операция прикрытия, потому что «вагнеровцы» забронировали санаторий еще до того, как приехали в Минск.
Но самая любопытная версия появилась в российских СМИ 6 августа. В ней со ссылкой на одного из членов группы, который не был арестован, указывалось, что на самом деле бойцов наняли неназванные люди из Беларуси и они же разместили их в санатории. Теоретически это вполне возможно.
В конце концов нанять людей из частной компании не сложно, вопрос цены. Можно даже нанять их в частном порядке, то есть, не у самой компании, а в индивидуальном порядке. Тот факт, что они воевали в составе «Вагнера» на разных фронтах, о чем много писалось в российской прессе, создавал им определенную репутацию. Если же допустить, что боевиков нанял кто-то из Беларуси, а затем они были арестованы, тогда это действительно беспрецедентное и невероятное событие.
В любом случае, кто бы ни привез бойцов из частной военной компании в Беларусь, их арест накануне выборов дал повод Минску, с одной стороны, начать информационную кампанию против России, а с другой стороны, начать ужесточение политики внутри страны. По сути, эти вещи взаимосвязаны.
Хотя на первый взгляд выглядит несколько странным апелляция официального Минска к идее защиты суверенитета против России с учетом того, что ядерный электорат Лукашенко как раз настроен скорее пророссийски. Но дело с «Вагнером» адресована как раз не ему, а политикам на Западе. Лукашенко явно рассчитывает таким образом убедить Запад в том, что его репрессивные меры против внутренней оппозиции, необходимость которых кажется ему уже неизбежной, оправданы именно некоей российской угрозой. Это должно позволить ему избежать санкций, которые вполне могут возникнуть после выборов 9 августа, особенно, если после них произойдут какие-то беспорядки.
Так или иначе, но президент Лукашенко пошел на этих выборах ва-банк, он сделал самую большую ставку в своей карьере. Но он явно полагает, что сейчас главное это любой ценой выиграть выборы. После их проведения он будет разговаривать со всеми своими контрагентами, и на Западе, и на Востоке, уже исходя из другой ситуации.
Конечно, ситуация у него почти критическая и не в плане возможности выиграть выборы 9 августа. Он их почти наверняка выиграет и не только из-за применения административного ресурса и силовиков. В Беларуси все равно есть консервативный электорат, особенно в сельской местности и маленьких городах, в конце концов, есть бюджетники. Поэтому рейтинг Лукашенко скорее всего больше 50% или около этой цифры, но никак не 3%.
Лукашенко всегда был популистом, только он популист не в современной, а в старой социалистической манере. В бывшем СССР такой популизм всегда имеет широкую общественную поддержку, даже если это не нравится молодежи и активной части городского либерально настроенного населения.
Так что Лукашенко, скорее всего, останется, но после того, как битва закончится и наступит время подводить итоги, наступит очень непростое время для Беларуси. Потому что слабость ее экономической модели никуда не делась, как и ее зависимость от России.