После выборов 9 августа ситуация в Беларуси стала развиваться по непредсказуемому сценарию, который еще совсем недавно казался совершенно невероятным. Сначала президент Александр Лукашенко объявил, что выиграл выборы с объявленным результатом в 80% голосов. Это вызвало широкие протесты в стране, причем, не только в Минске, что было в принципе ожидаемо, в столице всегда больше либерально настроенных граждан, но и в белорусской провинции.
Власти ответили весьма жестко, что было предсказуемо, Лукашенко много говорил об этом до выборов, что он готов пойти на самые решительные меры. Но жесткость оказалась явно чрезмерной и ее применение слишком прямолинейным, что, с одной стороны, шокировало общество, а с другой стороны, оказало самое неблагоприятное впечатление на Европу.
В результате внутри страны протесты приобрели существенно больший размах, помимо уличных демонстраций начались еще и забастовки на промышленных предприятиях, чего уж точно мало кто ожидал. Заводы и их трудовые коллективы всегда считались опорой действующей власти. Кроме того, протесты привели к тому, что появились представители элиты, которые выразили свое несогласие с действиями властей. Среди них два посла в европейских странах, некоторые высокопоставленные чиновники и милиционеры.
В то же время неприятие произошедшего со стороны Европы и США резко сузило для Лукашенко пространство для маневра и сделало практически невозможным продолжение им прежней политической игры, которая основывалась на идее использовать существующие противоречия между Россией и Западом. Поэтому, собственно, для него потерялся всякий смысл продолжать разыгрывать карту российской угрозы, что происходило накануне выборов. Тогда это имело целью произвести впечатление на Запад и добиться если не поддержки, то, по крайней мере, нейтралитета, даже в случае применения силы при подавлении протестов после выборов.
Соответственно, после начала протестов президент Лукашенко резко сместил акцент в своих выступлениях с восточного на западное направление. При этом россиян из частной военной компании «Вагнер», арестованных ранее, практически сразу отправили в Россию. Теперь основная критика раздается в адрес разных стран Европы, именно их сейчас обвиняют во внешнем вмешательстве. Лукашенко даже демонстративно перенаправил часть войск с восточной границы на западную.
Такая ситуация вполне объяснима. По большому счету, кроме России никто больше не может помочь белорусскому президенту в нынешней весьма сложной ситуации. Неудачно проведенные выборы, чрезмерно жесткая реакция на фоне не слишком эффективной экономической политики не оставили Лукашенко другого выбора. Конечно, есть еще Китай, который сразу же поздравил его с победой на выборах. Но Китай далеко и явно не сможет, да и навряд ли захочет обеспечивать Беларусь ресурсами, достаточными для сохранения относительной экономической устойчивости. Для этого Минску нужно слишком много средств.
Однако получение поддержки из Москвы, особенно на фоне всей той критики из Минска в ее адрес в предвыборный период, предусматривает, что за нее Лукашенко придется заплатить определенную цену. Россия не может не потребовать этого от белорусского президента. Не случайно он в период с 10 по 19 августа настолько часто общался с президентом России Владимиром Путиным. Почти наверняка речь шла о серьезном торге относительно характера и размеров помощи со стороны России. Причем, как той помощи, которая необходима Минску в нынешней ситуации, так и той, что потребуется для поддержания экономики в ближайшее время.
Но и Москва также оказывается в непростом положении. С одной стороны, Лукашенко оказался в весьма уязвимом положении, что делает его более покладистым, чем когда-либо ранее. То есть, сегодня у него можно потребовать практически любую цену за оказанную ему поддержку.
Причем, возможные условия со стороны Москвы давно и хорошо известны, весь последний год о них довольно активно говорили ее официальные представители. Главное условие связано с наполнением реальным содержанием Союзного государства России и Беларуси. В данном случае речь может идти, например, о единой валюте, об общем парламенте, налоговой политике и многом другом. Критики этого договора, к которым еще недавно относился сам Лукашенко, утверждали, что фактически это означает поглощение Россией Беларуси.
Если согласиться, что это является общим приоритетом Москвы, тогда очевиден и предмет переговоров, которые ведутся в ручном режиме между главами государств. Причем, на первом этапе конфликта в Беларуси, сразу после выборов, российская сторона явно не хотела поддерживать Лукашенко без каких-либо гарантий. Потому что есть вероятность, что если он сегодня удержится у власти при российской поддержке, то завтра может снова изменить свою позицию.
Тем более, что западные страны, хотя и признали выборы недемократическими, но все же пока избегают слишком жестких мер. Например, Светлану Тихановскую никто не признает президентом страны, хотя теоретически это было бы возможно. В частности, есть пример одного из руководителей венесуэльской оппозиции Хуана Гуайдо, которого западные страны признали президентом, как и ряд послов Венесуэлы. Но этого не происходит, потому что лидеры западных стран явно стараются все-таки избежать ситуации, когда Беларусь потеряет самостоятельность и полностью окажется в сфере влияния России. На Западе также понимают, что президент Лукашенко при определенных условиях может и изменить свою позицию.
Переговоры между Москвой и Минском продолжались до 19 августа, когда президент Путин официально поздравил Лукашенко с победой. Договоренности между двумя президентами носят неформальный характер. Тем не менее, очевидно, что стороны пока сошлись на тактических моментах урегулирования ситуации. Внешним проявлением этого стала совместная антизападная риторика представителей Минска и Москвы. Кроме того, упоминалась также и возможность оказания помощи со стороны ОДБКБ.
Понятно, что это маловероятно, хотя бы потому, что помощь может быть оказана только в случае внешней угрозы. Рассуждения на тему десятков истребителей и сотен танков на границах с Беларусью не смогут убедить в наличии такой угрозы всех участников организации, а решения по этому поводу должны приниматься консенсусом.
Но смысл этой информации связан с тем, чтобы, с одной стороны, продемонстрировать Западу готовность России защищать нынешние власти в Минске, а, с другой стороны, показать белорусскому обществу, что Москва поддерживает Лукашенко, а, значит, протесты не имеют перспективы. Кроме того, в Беларуси весьма существенная часть общества обычно ориентируется на Россию, они есть и среди протестующих. Эти люди могут внести коррективы в свою оценку происходящего. По крайней мере, на это может быть сделан расчет.
Характерно, что в либеральных российских СМИ указывают, что в Беларуси появились российские специалисты по пропаганде и связям с общественностью. Об этом же говорил президент Лукашенко применительно к работникам телевидения. Так или иначе, но в последние дни действия белорусских властей стали несколько более гибкими, без лишней жестокости.
Так что с тактической точки зрения Лукашенко, скорее всего, удержится. Помощь России играет в этом значительную роль. Даже массовые митинги, которые проходят в Беларуси, не смогут заставить его уйти. В той же Венесуэле митингов было больше и продолжались они дольше, но президент Николас Мадуро так никуда и не ушел.
Но сложность ситуации для Москвы заключается в том, что поддержка Лукашенко необходима не только сейчас, но и на весьма длительную перспективу. Потому что, несомненно, что причиной таких масштабных волнений в Беларуси стало резкое ухудшение уровня жизни населения, которое произошло из-за того, что государственные доходы за прошедший год заметно сократились.
Это главным образом было связано с налоговым маневром в России, который привел к прекращению поставок нефти в Беларусь и последующему падению экспорта нефтепродуктов в Европу. Падение доходов бюджета при огромном количестве обязательств привело к тому, что Минск стал финансировать свои текущие расходы за счет денежной эмиссии. В связи с тем, что белорусская экономика живет в условиях госкапитализма и очень похожа на поздний СССР, эмиссия автоматически ведет к росту инфляции. В странах с рыночной экономикой это тоже происходит, но не в таких масштабах. Поэтому падение уровня жизни стало слишком болезненным для белорусского общества, большая часть которого работает на государство.
Стоит также обратить внимание, что большую роль в массовости протестов сыграла социальная однородность белорусского общества и всеобщая занятость при небольших зарплатах. Этим Беларусь также напоминает поздний СССР.
С одной стороны, в результате этого белорусы вовсе не дорожат своими рабочими местами, точно также, как это делали протестующие в позднем СССР. Малооплачиваемые рабочие места перестали быть ценностью для населения.
В то время, как в странах с рыночной экономикой ценность рабочего места гораздо выше и, соответственно, больший вес имеет угроза увольнения. К тому же, белорусские заводы во многом нерентабельны, в том числе из-за необходимости содержать лишнюю рабочую силу, которую государство запрещало сокращать. В результате на заводах большие рабочие коллективы с невысокой зарплатой и растущим недовольством.
С другой стороны, важным фактором для развития протестов оказалось то, что в Беларуси фактически не было прослойки мелкой буржуазии. Это не совсем средний класс в его современном понимании, в который могут входить и люди со средним уровнем зарплат, работающие, к примеру, на государство. Мелкая буржуазия это обычно собственники мелких бизнесов – от владельцев контейнеров на базарах до небольших СТО. В определенном смысле к ним примыкают мелкие ремесленники – от мебельщиков до парикмахеров, которые работают на себя. У нас в Казахстане и в России их обычно относят к категории самозанятых. Хотя их уровень доходов может превышать доходы тех, кто занят на государственной службе. Конечно, в Беларуси такие люди тоже есть, но их все-таки не слишком много.
Все эти слои населения объединяет то обстоятельство, что им есть что терять. Поэтому они обычно стараются избегать обстоятельств, которые могут привести к возникновению рисков. Для того, чтобы заставить их массово выйти на улицу, нужны серьезные причины. Например, если государство каким то особенным образом жестко прижмет их налогами или не сможет обеспечить защиту от рэкета или условный «беспредел» государственных служащих, от полицейских до мелких чиновников, превысит некий порог, связанный с риском потерять то, что они имеют. Ну и, конечно, если будут задеты групповые интересы, связанные с солидарностью на семейном, общинном или, может быть, национальном уровнях. Например, в российском Хабаровске, были задеты региональные интересы на фоне ухудшения уровня жизни из-за инфляции.
Поэтому в таких странах как Казахстан и Россия могут происходить протесты, но обычно в них участвуют в основном идеологически мотивированные сторонники либеральных реформ, главным образом из столиц или крупных городов. В России обычно в таких случаях много студенческой молодежи. К примеру, в Казахстане ситуация другая, потому что местная молодежь является частью больших семейных общин или кланов, многие в составе которых относится либо к мелкой буржуазии, либо тем или иным образом связаны с государством. Соответственно, указанные большие семьи могут в принципе повлиять на своих молодых людей с целью не создавать рисков для интересов всех остальных.
Так что в Беларуси беспрецедентная ранее массовость нынешнего протеста во многом как раз связана с тем, что белорусское общество не прошло этап рыночных реформ и его социальные отношений фактически законсервированы на уровне позднего СССР. То есть, все то, что долгие годы было преимуществом модели государственного капитализма при Лукашенко, обернулось против нее в тот момент, когда эта модель уже не могла обеспечивать прежний уровень жизни.
Характерно, что, когда Лукашенко в эти сложные дни пошел к рабочим одного из минских заводов, он попытался им сказать, что всегда выступал против сокращения лишних рабочих мест. Но его не услышали и это тоже напоминает времена позднего СССР, когда многие рабочие бастовали, не представляя, что экономическая либерализация может сделать их производства нерентабельными, а рабочие места ненужными. Лукашенко мог бы еще сказать, что государство дотирует многие предприятия, но это тоже сейчас не так важно для рабочих, очень похожая ситуация была в последние годы существования СССР.
По большому счету белорусскому населению, по крайней мере, значительной его части, особенно нечего терять и это создает условия для настолько массового протеста. Поэтому у Лукашенко также нет возможности опереться на консервативные и социально пассивные круги общества, которые обычно всегда ориентируются на власть и которые точно есть в Беларуси. Парадокс заключается в том, что такие общественные слои, как пенсионеры, жители сел, многие бюджетники составляют существенную часть населения, одних пенсионеров в Беларуси 2,5 млн. человек, но их немалый электоральный потенциал фактически незаметен на фоне мощного социального протеста более активной части городского населения.
В странах на территории бывшего СССР с рыночной экономикой консервативные слои всегда являются основной электоральной поддержки государств с сильной вертикалью власти, если они в целом проводят относительно умеренную политику и не забывают о социальных моментах. Поэтому в таких странах в отдельных случаях могут собираться относительно большие группы протестующих, в основном в столицах или крупных городах, но большинство населения все равно составляют жители провинций и социально неактивные, консервативно настроенные группы населения в тех же столицах.
Соответственно, власти на выборах обычно могут использовать тактику ослабления контроля в столицах, где больше либеральных настроений, много СМИ и предоставить возможность провести там относительно открытые выборы. Но при этом они могут сосредоточиться на провинции, где иногда возможно 100% голосование за действующую власть, как это обычно происходит на российском Северном Кавказе или в казахстанской глубинке.
Но в Беларуси такая тактика не смогла сработать из-за особенностей социальной структуры организации общества, которое осталось на уровне позднего СССР. И даже готовность к решительным действиям в данном случае не помогла белорусским властям. Все-таки более опытные власти не применяют обычно условных «ковровых бомбардировок», когда пытаются запугать одновременно сразу все общество.
В конце концов, и в Европе иногда жестко разгоняют демонстрации, используя светошумовые гранаты и все прочее. Но обычно это происходит, если протестующие переходят некие границы, очевидным образом нарушая порядок. Потому что в Европе важно то, что будет потом. В том числе они заботятся о том, как будет выглядеть картинка массовых беспорядков и их подавления, если оно понадобилось. В России и Казахстане, конечно, своя специфика, не похожая на Европу, но здесь тоже действуют по ситуации и здесь телевизионная картинка разгона митинга не сильно отличается от аналогичной где-нибудь во Франции.
В то время как люди Лукашенко в эти августовские дни действовали в некоем условно восточноазиатском или может быть латиноамериканском стиле каких-нибудь 1970-ых годов. В наши дни в центре Европы это выглядит довольно странно.
Но все-таки Лукашенко устоял. Хотя из системы ушли несколько высокопоставленных чиновников, несмотря на всеобщее осуждение, власть Лукашенко все еще устойчива. Он потерял возможность маневрировать между великими державами, но свергнуть ее толпа не сможет, пока сохраняют лояльность бюрократия и силовые структуры.
В конце концов, в той же Венесуэле режим Николаса Мадуро уже давно находится под санкциями со стороны США, не может торговать нефтью, против него не один раз выступали высокопоставленные чиновники, включая военных, даже уровня генералов. Но Мадуро устоял и сделал это, во многом опираясь на социальные меры помощи лояльным ему группам населения, а также поддержку армии.
В Беларуси местные силовики находятся среди наиболее привилегированных и обеспеченных социальных групп в стране. Более того, массовые протесты могут стать причиной того, что власти сочтут, что им уже необязательно заниматься популизмом на общем уровне. К примеру, Лукашенко может начать увольнения на некоторых заводах, на каждом из них есть лишние рабочие места. Он может подать это под идеей борьбы за экономическую рентабельность.
Соответственно, для оставшихся работников ценность рабочих мест резко возрастет. Опять же из социальной истории забастовочного движения начала XX века хорошо известны штрейкбрехеры. Лукашенко уже упоминал про украинских шахтеров. Хотя их представители отвергли такую возможность, но есть еще шахтеры в непризнанных Донецке и Луганске. Кроме того, Лукашенко наверняка теперь усилит финансирование силовиков.
Но для всего этого Минску будут нужны средства. Внутри Беларуси их нет. Значит, России придется находить способ обеспечения экономики Беларуси. И вот здесь возможны варианты. Между прочим, начало рыночных реформ может быть одним из условий договоренностей между Минском и Москвой.
Понятно, что Россия не хочет финансировать архаичную белорусскую экономику, но может потребовать ее частичного реформирования в обмен на поддержку. Все равно прежняя популистская модель белорусской экономики уже не так актуальна, как это было раньше.
В любом случае Москва при всей своей неприязни к Лукашенко не могла отказать ему в поддержке. Потому что для нее была неприемлема ситуация, если бы он вынужден был бы уйти вследствие массовых протестов. Хотя довольно часто в последние дни высказывались мнения, что может быть было бы лучше, если бы в Беларуси прошли новые выборы, которые с большей долей вероятности выиграл бы бывший банкир Виктор Бабарико с его связями в Газпроме.
Но здесь имеет значение сам факт организации выборов под давлением. К тому же, возможно, что Бабарико более самостоятельный политик, чем о нем думают и связи с Газпромом не имеют для него прежнего значения.
Однако самое важное в данной ситуации, что настолько массовый протест в Беларуси в принципе не может не вызывать беспокойства в Москве. Не только потому, что такой протест сам по себе всегда беспокоит власти. Но также потому, что белорусский протест поднял в качестве своего знамени бело-красно-белый флаг Белорусской республики 1918 года. В то время как официальный флаг связан своим происхождением с Белорусской ССР. Это обстоятельство противоречит современной официальной российской идеологии, где преемственность по отношению к СССР декларируется в качестве главного приоритета. В то время как бело-красно-белый флаг связан происхождением с Великим княжеством Литовским (ВКЛ), а белорусский герб происходит от династийного герба литовских князей Гедиминовичей.
Для современной Беларуси характерно обращение к ВКЛ в качестве основы ее идентичности, которая была создана именно в годы нахождения западнорусских земель в составе этого княжества. В то же время для российской идеологии, но не для политики, это, как минимум, спорный момент. Часть патриотически настроенной общественности считает, что белорусы это одна из групп русского народа, другая признает существование их идентичности, но полагает, что в связи с обрусением белорусов им проще стать частью российской государственности.
Соответственно, тот факт, что белорусы массово выходят под бело-красно-белым флагом, не может не вызывать некоторого беспокойства в Москве. Это осложняет любые возможные попытки мягкой интеграции, например, при усилении функций Союзного государства. Одно дело, если бы это происходило при устойчивой власти Лукашенко и это было бы его решение, у которого нет серьезных оппонентов, за исключением немногочисленной национально ориентированной оппозиции. И совсем другое дело, если речь идет о широком народном движении, которое поддерживает идею белорусской идентичности, даже несмотря на то, что говорит на русском языке. Кроме того, в программе Тихановской есть тезис о выходе из ЕАЭС и в целом она носит очевидный прозападный характер.
Для Москвы сложность в том, что ее электорат в Беларуси сегодня это люди, ориентированные на советский опыт, ностальгирующие по временам СССР, по патерналистской роли государства. Все-таки они не столько пророссийские, сколько про-советские и они же составляют основной электорат Лукашенко. Среди них много пенсионеров.
В то время как те люди, которые протестуют на улицах белорусских городов в своем большинстве или уже не помнят СССР, или хотели бы ориентироваться на более благополучные примеры из Восточной Европы. Границы открыты, у многих белорусов есть шенгенские визы, у кого-то карта поляка, кто-то работал в Литве, Польше, Германии. Собственно, не случайно во времена СССР, на который в его позднем варианте очень похожа Беларусь Лукашенко, важным условием его существования были плотно закрытые внешние границы, чтобы населению не с чем было сравнивать.
Так что теперь вопрос экономики Беларуси становится прямой задачей российской власти. Если Москве удастся добиться более тесной модели Союзного государства и перехода части полномочий в экономической политике на союзный уровень, то она должна будет в первую очередь заниматься снижением уровня неэффективности белорусской экономики. Хотя бы для того, чтобы снизить свои затраты.
По крайней мере, Москва точно будет выступать против государственных дотаций на прежнем уровне. А этот вопрос неизбежно встанет на повестке дня, если в Союзном государстве российский рубль вдруг когда-нибудь станет единой валютой. Следовательно, неизбежно возникнет вопрос о сокращении рабочих мест. Такие непопулярные меры автоматически снизят уровень пророссийских настроений среди белорусского населения.
Но у Москвы нет другого варианта. Беларусь это не только важный объект с точки зрения геополитики, но также еще и одна из основ современной государственной идеологии России. Понятно, что навряд ли можно реализовать идеи Владимира Жириновского о возвращении всех бывших советских республик, но Беларусь для властей в Москве это особый случай. Это наиболее близкая и понятная республика с преобладающим русским языком общения.
Но еще более важно, что до недавнего времени здесь было в основном консервативное население, которое долгие годы достаточно спокойно относилось к президенту Лукашенко и его популистской политике. Следовательно, оно очень подходило к модели интеграции в рамках Союзного государства России и Беларуси. В ситуации, когда Москве приходилось у себя сталкиваться с либеральным движением, сближение с Беларусью было частью тренда на консервативные ценности.
Теперь же белорусское общество вовлечено в либеральное по своей сути движение. Естественно, что для Москвы это не самый желательный вариант развития событий. Здесь наверняка отдают себе отчет, что если Беларусь пойдет по пути либеральных реформ, тем более, при поддержке Европы, это означает большую вероятность потери российского влияния в этой стране.
Но что может быть еще более нежелательным, если Запад попытается сделать Беларусь очередным вариантом создания такой модели развития, которая выглядела бы альтернативной для России. Такую попытку Запад реализует в Украине и пока из России она выглядит не очень привлекательной. Более того, в самой Украине у многих популярностью пользуется как раз белорусская модель, в основном за ее сильную государственную политику.
Поэтому Россия не может позволить себе потерять Беларусь, слишком это для нее большой риск, как геополитический, так и идеологический. Но сохранение Беларуси, будь то с Лукашенко или без него, означает необходимость сильно потратиться, что в нынешних экономических условиях для России достаточно непросто.
Беларусь, как никогда в своей истории, оказалась между двумя мощными конкурирующими силами – Россией и Западом. Но эта страна также оказалась посередине острейшей идеологической дискуссии, которая идет на постсоветском пространстве вокруг наследия СССР. Роль государства в экономике, сильная социальная политика, относительная социальная однородность общества, отсутствие олигархов все это весьма популярные темы для обсуждения во многих странах на территории бывшего СССР. В этом смысле кризис в Беларуси, фактическое завершение прежней модели, связанной с консервацией базовых советских подходов, не могут не создать ощущение неопределенности.
Конечно, проще всего списать все на Александра Лукашенко. Но от этого ситуация не станет проще. Крах белорусской модели, которая не без труда, но дотянула до 2020 года, практически неизбежен. Просто потому, что никто больше не будет оплачивать ее существования в прежнем формате. Значит, страну в любом случае ждут довольно болезненные реформы. Вопрос в том, кто именно будет их проводить и каким образом. Будет ли это делать Россия или Запад, зависит от развития ситуация в ближайшие недели.
Естественно, что для всех тех, кто симпатизирует бывшему СССР, это очень болезненный момент. Тем более, когда в последнее время в мире столько вопросов к миру капитализма, к социальному неравенству. В этой ситуации у многих на постсоветском пространстве возникает большой соблазн идеализировать бывший СССР. В этом смысле современная Беларусь и ее текущие проблемы отчасти напоминают как все было 30 лет назад, в том числе с точки зрения общественных ожиданий. Это неожиданный шанс заглянуть в наше прошлое.