Произошедшее 19 марта сложение полномочий первого президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, несомненно, стало для всех большой неожиданностью. Хотя разговоры о такой вероятности развития событий велись уже довольно давно, тем не менее, никто не думал, что это произойдет именно в указанное время и именно в такой форме.
Без всякого сомнения, событие оказалось очень громким и весьма эффектным. В то же время оно оставило много места для вопросов и рассуждений относительно возможных вариантов будущего развития событий. Все-таки назначение новым президентом страны спикера сената Касым-Жомарта Токаева пока не выглядит неким окончательным решением, скорее это все же переходный вариант. Хотя уже довольно активно высказываются мнения, что Токаев вполне может выдвинуться на предстоящих выборах и что именно он возможно и будет следующим избранным президентом Казахстана.
Тем не менее, это только один из возможных вариантов. Все-таки вопросов сегодня все еще больше, чем ответов. Соответственно, практически все в Казахстане и вокруг него ломают сегодня голову относительно того, куда может привести цепочка изменений, которая была начата 19 марта 2019 года первым президентом Казахстана Нурсултаном Назарбаевым.
Стоит отметить, что значение этого события не исчерпывается только самим фактом ухода в отставку энергичного лидера государства с сильной централизованной вертикалью управления. Именно к этому обстоятельству и было привлечено основное внимание, особенно за пределами Казахстана.
Понятно, что само по себе это довольно неординарное событие. Подобное нечасто происходит в государствах с централизованной системой правления, где в центре управления находится сильная личность. По крайней мере, такого развития событий обычно мало кто ожидает. Скорее все готовы к совсем другой ситуации.
Весьма характерно, что в соседней России, где очень активно обсуждали события в Казахстане, в некоторых комментариях говорили о том, насколько этот пример может быть востребован в самой России. К примеру, упоминалось, что к 2024 году, когда будет заканчиваться срок очередного президентства Владимира Путина, теоретически это может стать довольно актуальным.
Однако гораздо больше аналогий проводилось с теми государствами на Востоке, в которых политический лидер формально отходил на второй план, но при этом сохранял основные рычаги управления ситуацией. В частности, наиболее часто вспоминают пример одного из руководителей Китая Дэн Сяопина, который с определенного времени не занимал никаких официальных постов, но при этом был реальным лидером страны. К примеру, в тяжелые дни в 1989 году, когда в Китае возник острый политический кризис в связи с событиями на площади Тяньаньмэнь в Пекине, в обстановке явного кризиса исполнительной власти, именно Дэн Сяопин принимал все тяжелые и непопулярные решения, в том числе применить силу для наведения порядка.
Несколько другая ситуация была в Сингапуре. Многолетний премьер-министр этой страны Ли Куан Ю после своей отставки в 1990-ом году занял специально созданную для него должность 2-го старшего министра. Его преемник Го Чок Тонг занимал должность премьер-министра до 2004 года. После него следующим премьер-министром Сингапура стал Ли Сян Лун, сын Ли Куан Ю. Последний при этом занял весьма специфическую должность министра-наставника.
Довольно часто упоминают также и еще одну возможную аналогию из политической жизни восточного государства. В современном Иране существует позиция духовного лидера (рахбара). Данная должность после исламской революции была учреждена для ее лидера аятоллы Рухоллы Хомейни. В переводе с фарси эта должность называется владыка-богослов (вали-е факих-е ирон). Сегодня рахбаром Ирана является аятолла Али Хаменеи. При этом в Иране есть избираемый президент, сегодня эту позицию занимает Хасан Роухани.
Но все же в данном случае аналогия носит довольно условный характер. Все-таки в Иране весьма специфический политический строй с сильной религиозной составляющей. Того же рахбара выбирают члены совета экспертов, в который входят 88 авторитетных специалистов в области религии. То есть, рахбар и совет экспертов это выражение власти и влияния религиозного сословия, при всей условности этого термина в отношении шиитских богословов.
Если уж говорить об аналогиях, то все же для оценки сегодняшней ситуации в Казахстане больше подходят аналогии с Китаем и Сингапуром. Тем более, что оба этих примера обычно связывают с идеей проведения политики модернизации восточного общества. И сильное государство здесь было не самоцелью, а средством модернизации. К примеру, Дэн Сяопин, конечно, подавил волнения на площади Тяньаньмэнь, но в итоге поддерживаемые им реформы привели Китай на уровень второй, а по некоторым данным и первой экономики в мире.
В целом, несомненно, что деятельность и Дэн Сяопина, и Ли Куан Ю в первую очередь ассоциировалась с трансформацией ранее довольно отсталых обществ в современные, конкурентоспособные и весьма влиятельные на международной арене государства. И это несмотря на всю разницу политических систем, все-таки Сингапур унаследовал от британцев английское право и парламентскую систему, а также стартовых условий и размеров экономик Китая и Сингапура.
Но все же именно современность, влиятельность и конкурентоспособность в конечном итоге стали визитной карточкой этих стран, а сами они примерами осуществления своего рода азиатской модернизации.
Такая модель модернизации предполагает сильную роль государства в реформировании экономики и часто не соответствует классическим западным моделям. Это справедливо даже для Сингапура, несмотря на наличие британского права и парламентской республики. Если же говорить о Китае, то здесь получился такой пример модернизации социалистической экономики, который не просто составил конкуренцию западным странам, но и вызывает у них сегодня серьезные опасения в исходе борьбы за рынки сбыта и технологическое превосходство.
Собственно достигнутые результаты модернизации в определенном смысле сняли все вопросы по поводу некоторого несоответствия западной демократической модели в Сингапуре, или, например, по ситуации с Тяньаньмэнь в Китае. Дело даже не в том, что победителей не судят. Скорее можно говорить о том, что достигнутые результаты позволяют этим странам не обращать внимания на возможную внешнюю критику. Они могут сказать, что их модель развития оптимальна для тех условий, в которых они находятся.
Собственно указанные примеры не могут не быть привлекательными и для руководства Казахстаном. Тем более, что Казахстан традиционно старался акцентировать внимание на следовании успешным примерам азиатской модернизации. Среди таких примеров вполне логично выделяется опыт Китая и Сингапура, в современной истории которых между прочим были и опыт политической жизни и Дэн Сяопина, и Ли Куан Ю.
Поэтому отставка Нурсултана Назарбаева с поста президента и переход его на позицию главы Совета безопасности с титулом первого президента вполне соответствует логике азиатской модернизации и опыту некоторых восточных стран. И здесь, собственно, не так важно, как именно называется занимаемая им должность.
К примеру, Дэн Сяопина после его ухода в 1989 году с поста главы Центрального военного совета КНР и отказа от всех должностей называли просто «товарищ Дэн». Тем не менее, он оказывал огромное влияние на политику Китая. Можно вспомнить его знаменитое турне в 1992 году по южным провинциям страны. Считается, что именно оно сыграло значительную роль в процессе продолжения реформ. Несмотря на наличие в китайском руководстве оппонентов его курсу «товарищ Дэн» добился тогда своего. Интересно, что в этот период времени он публиковал статьи о необходимости реформ под псевдонимом Хуан Фупин. Потому что он не хотел заниматься, условно говоря, «битвой за урожай» в рамках оперативного управления страной, это он оставил своим преемникам, а формулировал концепцию развития государства.
Но китайская политическая система представляет собой весьма сложный механизм. Тот же Дэн Сяопин способствовал возникновению системы коллективного руководства с периодической сменой руководства коммунистической партии и правительства. Кроме того, в Китае традиционно большую роль играют региональные власти. Управление страной, особенно экономикой, во многом децентрализовано.
Хотя сегодня считается, что существование именно этой системы находится под вопросом. По крайней мере, впервые за долгие годы в Китае по истечении пятилетнего срока правления председателя Си Цзиньпина не определен его официальный преемник. Соответственно, происходит усиление централизации власти, во многом в качестве реакции на возникшие вызовы, как внутренние, так и внешние, для китайского государства. Так что заданный Дэн Сяопином вектор формирования кадровой политики начал меняться и это уже совсем другая реальность.
В то же время в Казахстане существует довольно стройная централизованная система управления, в основе которой находится государственная бюрократия. Собственно, если исходить из этой логики, то первый президент Назарбаев даже после сложения своих полномочий продолжает занимать важное место в организации. Более того, его положение остается определяющим.
То есть, первый президент не отошел в сторону, как это может показаться со стороны. Скорее можно говорить о том, что центральная вертикаль власти дополнилась еще одним структурным элементом, который, по сути, играет наиболее важную роль во всей ее конструкции. В определенном смысле это дополнительная надстройка над пирамидой государственного управления.
Законодательные изменения прошлого года закрепили за первым президентом Нурсултаном Назарбаевым дополнительные полномочия. Это право возглавлять Совет безопасности, в который входят все силовики страны. Кроме того, он руководит правящей партией «Нур-Отан», возглавляет Ассамблею народов Казахстана. Наряду с рядом других полномочий это составляет формальную основу для сохранения влияния на процессы в стране. Однако есть еще и неформальная составляющая, которая нам хорошо известна из примеров Китая и Сингапура. А с учетом того, что для Казахстана характерна централизация пирамиды власти, то первый президент переместился на ступеньку выше. Вернее он фактически передвинул центр управления на другой уровень.
В этой связи стоит обратить внимание на то, что очень важные назначения были сделаны как раз накануне объявления 19 марта решения об уходе с должности. Это не только назначение правительства. Но и характерно также, что генеральный прокурор Кайрат Кожамжаров покинул свою должность 18 марта и уже 19 числа стал депутатом сената.
Конечно, исполняющий обязанности президента Касым-Жомарт Токаев также уже совершил ряд назначений. Но некоторые из них были связаны с переходом ряда высших чиновников в новый аппарат первого президента Назарбаева. Так были назначены новые руководители канцелярии и управления делами.
На место начальника канцелярии Махмуда Касымбекова пришел бывший помощник президента Нурлан Онжанов. В то время как руководителя управления делами Абая Бисембаева сменил его бывший заместитель Ерлан Баттаков. То есть, все эти назначения прошли в рамках действующей системы. При этом Касымбеков возглавил канцелярию первого президента, а Бисембаев стал его помощником.
Соответственно, в новый офис первого президента не только перешли его наиболее ключевые фигуры, но при этом они, похоже, сохранили свое влияние и на свои прежние офисы. В частности, Бисембаев остался в управлении делами президента заместителем у своего бывшего зама Баттакова.
Самые значительные перестановки произошли 24 марта. Сразу на нескольких ключевых постах были проведены перестановки. В администрации президента Асета Исекешева сменил бывший госсекретарь Бахытжан Сагинтаев. В то время как госсекретарем стал бывший первый заместитель руководителя администрации Марат Тажин.
Естественно, что это дало повод наблюдателям говорить о том, что может быть, это означает начало новой кадровой политики. Особенно с учетом того, что Исекешев был назначен руководителем администрации только в сентябре прошлого года, а Сагинтаев покинул пост премьер-министра в феврале 2019 года после довольно серьезной критики в его адрес.
В частности, во многих иностранных СМИ, где в последнее время довольно много комментируют недавние казахстанские события, это было воспринято, как показатель усиления позиций нового президента Токаева. В первую очередь вспоминали о громкой отставке Сагинтаева с поста руководителя правительства в феврале этого месяца, которая произошла после острой критики первого президента. Соответственно, делался вывод, что это кадровое решение как раз отражает стремление Токаева сформировать свою команду.
Конечно, вопрос, кто именно принял эти кадровые решения, остается открытым. Собственно это один из наиболее важных вопросов в контексте текущей ситуации. И многие наблюдатели сегодня рассматривают его под лупой, пытаясь разобраться в том, каков теперь механизм принятия решений.
Безусловно, на этот вопрос в принципе невероятно сложно ответить. Но можно сделать предположение относительно возможной логики принятия данного решения. Если мы обратим внимание на перестановки в правительстве, то хорошо заметно, что в феврале на наиболее чувствительные направления вместо молодых «технократов» были назначены опытные проверенные чиновники с большим опытом государственного управления. Это и новый министр труда и социальной защиты Бердыбек Сапарбаев, и новый министр образования Куляш Шамшидинова, и заместитель премьера Гульшара Абдыкаликова.
Логика здесь явно была связана с теми задачами, которые стоят сегодня перед государственным аппаратом. Все-таки молодые «технократы», особенно бывший министр образования Ерлан Сагадиев, по понятным причинам больше ориентированы на изменения. Понятно, что данные изменения в основном были связаны с заимствованием самых разнообразных образовательных практик из западного опыта.
Можно долго спорить относительно, насколько оправданы были те или иные из проводимых министерством перемен. Но в данном случае важно то, что они в довольно значительной степени затрагивали положение весьма важной социальной группы населения – учителей и преподавателей вузов. Причем, иногда это было очень болезненно для них.
В то время, как учителя, без всякого сомнения, являются одними из наиболее важных государственных работников. И не только потому, что именно в школах часто расположены избирательные участки, а директора школ часто возглавляют избирательные комиссии. Учитель это представитель государства и, что немаловажно, выразитель его идеологии, в самых отдаленных уголках нашей огромной страны. В этой связи эксперименты с учителями и их статусом могут быть весьма рискованны.
Несколько другая ситуация с преподавателями вузов, у которых также много вопросов к реформам министерства. Самый простой пример это попытка сделать вузы центрами научной деятельности по западному образцу. В результате министерство сформировало много бюрократических требований, которые поставили преподавателей в сложное положение.
Так, они обязаны заниматься научной деятельностью в весьма значительных объемах. Казалось бы, хорошее требование. Но наш преподаватель в отличие от американского имеет большую нагрузку (800-1000 часов в год против 200-300). У него просто нет времени для науки. Другое требование связано с обязанностью печатать статьи в журналах с рейтингом в системе Scopus. Проблема здесь в том, что попасть в такой рейтинговый журнал обычным путем практически невозможно. Это требует нескольких лет, хорошего английского, к тому же многие казахстанские темы просто не интересны рейтинговым журналам, а статья нужна сейчас. Выход из такой ситуации очевиден, а потом министерство обвиняет преподавателей в том, что они печатают статьи в так называемых хищнических журналах, хотя само поставило их в такую тупиковую ситуацию.
Все бы ничего, но преподаватели являются ключевым элементом взаимодействия с многочисленной армией студентов. Из опыта других стран, особенно восточных, мы знаем, насколько может быть непростым студенческое сообщество, особенно когда оно настолько многочисленно, как у нас.
В этом смысле новый министр Куляш Шамшидинова выглядит для системы образования практически как старая добрая знакомая. На фоне прежнего министра Сагадиева она, скорее, является консерватором и одновременно опытным аппаратчиком. В том числе она наверняка отдает себе отчет о значении для государства учителей и преподавателей вузов.
В социальной сфере аналогичная ситуация. Прежний министр труда и социальной защиты Мадина Абылкасымова являлась чиновником новой формации. Тем более, она выходец из экономической сферы. Для нее важны цифры и показатели. Но для общества с сильными патерналистскими ожиданиями, к которым относятся практически все страны на постсоветском пространстве, министр труда и социальной защиты должен быть не просто бухгалтером.
Скорее, такой министр должен быть чем-то вроде социального психотерапевта, способного работать с большими группами людей. Он должен посылать обществу, особенно социально уязвимой его части, правильные сигналы. Потому что оно ждет от государства как минимум формального проявления заботы. И, в то же время он должен посылать сигналы центральной вертикали власти о ситуации, о сложных моментах, если они есть, о мерах, которые надо принимать и желательно, делать это не в пожарном порядке. И опять же опытный аппаратчик Сапарбаев с еще советским опытом работы здесь явно более уместен, чем молодой современный «технократ» Абылкасымова.
Если следовать такой логике, то в нее вполне вписывается назначение Сагинтаева на должность руководителя администрации президента. Прежнего руководителя Исекешева в определенной степени можно отнести к «технократам». Он ранее много работал на разных, в основном заметных экономических постах. Однако вероятно, что для текущих задач управления, особенно если они вдруг будет связаны с выборами, которые будут проходить в тот или иной момент в течение ближайшего года, подходит более опытный аппаратчик консервативного плана, каким и является Сагинтаев.
Правда, вот и здесь невольно возникает вопрос, кто, собственно, решил заменить главу президентской администрации. Пусть даже это соответствует общей логике предшествующих назначений. Тем более, что некоторая интрига возникла в связи с последующим назначением Исекешева на должность исполнительного директора Фонда Первого Президента.
Казалось бы, что руководитель администрации и директор Фонда выглядят, как несопоставимые по своему потенциалу должности. Однако указанный Фонд является важным элементом того офиса, который сегодня формируется вокруг первого президента Нурсултана Назарбаева. Выше было высказано предположение, что если согласиться с тем, что вертикаль власти сохраняет свое значение, тогда этот офис не может не занимать некое определяющее место в административной пирамиде.
Причем очевидно, что назначение Исекешева в Фонд Первого Президента не могло произойти в качестве некоей ответной реакции на его отставку из администрации Токаева. Более логично предположить, что это решение все же принимал первый президент Назарбаев. И если опытный и более консервативный чиновник Сагинтаев в данный момент больше подходит для работы по широкому спектру внутренних вопросов, то более молодой «технократичный» Исекешев должен повысить политический вес нового офиса первого президента. Более того, он должен создать ему новый функционал. Здесь важно, что Исекешев остается политическим «тяжеловесом».
При этом в новых условиях, когда время явно сжато, уже не так важно, как долго тот или иной чиновник провел на том или ином посту. Тот же Сагинтаев был госсекретарем меньше месяца. Поэтому в случае с Исекешевым довольно короткий срок его работы руководителем администрации может и не иметь особого значения.
Характерно, что и Дархан Калетаев, назначенный 25 марта первым заместителем руководителя администрации президента, также проработал меньше месяца на своем предыдущем месте – начальника канцелярии премьер-министра. Он пришел на место Марата Тажина, который в свою очередь стал госсекретарем вместо Сагинтаева.
В данном случае стоит обратить внимание на то известное обстоятельство, что в казахстанской бюрократической системе очень часто значение должности определяется тем, кто ее занимает. В этом смысле Тажин несомненный политический «тяжеловес». В свое время он уже занимал должность госсекретаря (2013-2014 годы) и тогда это была весьма значимая позиция. Однако впоследствии, при Гульшаре Абдыкаликовой ее значение несколько снизилось.
Однако, несомненно то, что в своей основе позиция госсекретаря все же связана именно с идеологией. Маловероятно, что Сагинтаеву было бы здесь комфортно, все-таки его предыдущий опыт работы не был связан с идеологическим направлением. Тажин это другое дело и он наверняка будет стремиться усилить функционал своей должности, как он это делал в 2013-2014 годах.
В то же время Калетаев теперь будет в администрации курировать и идеологию, и внутреннюю политику. Возможно, что это одно из наиболее важных назначений последнего времени, если исходить из текущей повестки дня. Потому что эта позиция напрямую связана с президентскими выборами, которые необходимо провести в ближайший год. У Калетаева есть опыт работы в администрации, а значит, должен быть опыт проведения выборных кампаний.
В целом можно говорить, что идет своего рода поиск лучшей конфигурации системы управления и очень похоже, что это делается именно в интересах решения наиболее важной задачи, которой, несомненно, является предстоящее проведение выборов. Если согласиться, что тенденция к некоторому консерватизму в управлении связана именно с предстоящими выборами, тогда получается, что на них и ориентированы последние назначения.
Но при этом важно еще раз подчеркнуть, что решение по поводу выдвижения кандидата от вертикали власти принимается в партии «Нур-Отан». Естественно, что даже безотносительно неформальной стороны вопроса, это относится к сфере деятельности первого президента Назарбаева. Так что власть осталась консолидированной, а вертикаль управления не потеряла своей стройности. Хотя некоторая конкуренция между офисами все равно будет иметь место.
Если следовать логике сохранения неизменной централизованной системы организации власти, то, собственно, не так важно, кто именно будет кандидатом на будущих выборах, хотя конкретные персоналии могут, конечно, иметь значение. Например, это важно для различных патрон-клиентских сетей, которые, между прочим, сегодня находятся в довольно неопределенном состоянии, слишком быстро происходят перемещения их патронов - важных чиновников. Наверное, это может иметь значение и для внешних игроков. С кем-то им было бы более комфортно, чем с другим.
Но все же в условиях консолидированной вертикали власти, стабилизацию которой обеспечивает первый президент и его новый офис, персоналии все же не так важны. Другое дело, что новый выбранный президент должен будет интегрироваться в данную вертикаль и со временем стать важным составляющим ее элементом. В том числе для того, чтобы обеспечить продолжение нынешней политики, которая опирается на централизацию власти при курсе на модернизацию и политику балансирования между внешними игроками.
Собственно, все это не противоречит друг другу. Курс на модернизацию не дает замкнуться в своем маленьком мирке и вынуждает ставить новые задачи. Централизация власти позволяет обеспечить ее консолидацию, что важно для поддержания баланса между внешними игроками. Например, для Казахстана были бы явно нежелательны ситуации вроде той, которая произошла недавно в отношениях между Россией и Украиной.
В разгар предвыборной кампании два политика, которые считаются оппозиционными, Юрий Бойко и Виктор Медведчук совершили визит в Москву, где провели встречу с премьер-министром Дмитрием Медведевым и главой Газпрома Алексеем Миллером, где последний обещал снизить для Украины цены. В то время как оппоненты указанных украинских политиков апеллируют к США и Евросоюзу. Речь идет о том, что в небольших странах на линии соприкосновения интересов внешних держав, в условиях внутренней конкуренции, последние могут принимать самое непосредственное участие во внутриполитической борьбе. Если же власть консолидирована, для этого нет особых условий.
Вообще очень показательно, что последние события в Казахстане вызвали беспрецедентный интерес в мире. И это напрямую связано с тем стратегически важным положением, которое страна занимает в центре Евразии. Главным здесь является не только то обстоятельство, что Казахстан находится между интересами Китая, России и США, трех наиболее значительных в плане политической активности держав современного мира. Более важно, что сегодня между всеми этими тремя государствами весьма непростые отношения.
Между Китаем и США стоит призрак возможного начала торговых войн. Россия находится под санкциями США и речь идет даже о перспективе возникновения угрозы новой холодной войны. К тому же, интересы всех трех держав соприкасаются в самых разных странах мира, в частности, в Сирии и Афганистане. Все это в целом создает крайне напряженную обстановку в мировой политике.
Естественно, что все три страны пристально наблюдают друг за другом. Холодной войны еще нет, но недоверие уже присутствует. На этом фоне Казахстан не просто занимает стратегически важное место в центральной Евразии, он является самостоятельным и весьма активным игроком в системе международных отношений. В основном это связано с его многовекторной политикой.
В нынешнем геополитическом контексте это означает, что Казахстан поддерживает ровные отношения со всеми великими державами. Собственно, это устраивает всех участников процесса. Ключевым условием является то, что в Казахстане сильное государство. Это означает не только то, что Астана участвует в диалоге почти на равных, но также и то, что внешние силы не могут участвовать по внутренней политике, даже если у них вдруг появилось бы такое намерение.
Соответственно, у великих держав нет необходимости вести активную борьбу интересов друг с другом в этом регионе, для этого достаточно других направлений. Теоретически всем было бы выгоднее сохранение статус-кво в региональной политике. Понятно, что любые перемены в такой стратегически важной стране, как Казахстан, как минимум, вызывают у всех внешних сил повышенный интерес. По крайней мере, до того момента, пока не наступит ясность относительно будущей конфигурации власти в Казахстане.
Между прочим, очень любопытно, что нынешний посол России Алексей Бородавкин не только работал под руководством нынешнего президента Касым-Жомарта Токаева в Женеве в ООН с 2011 по 2013 годы, но и учился в одно время с ним в МГИМО в Москве. Бородавкин закончил МГИМО в 1973, а Токаев в 1975 году. В данном случае выбор Москвой дипломата на должность посла с учетом развития ситуации явно оказался весьма удачным, особенно в связи с тем, что Бородавкин стал послом еще в начале 2018 года.
Очевидно, что у России большой интерес к развитию ситуации в Казахстане. Это обусловлено не только границей в 7,5 тыс. километров и внушительным по численности русским населением, но также ЕАЭС, ОДКБ, договорами о Байконуре, об испытательных полигонах, а еще есть обширные экономические связи, рынки сбыта и многое другое.
В данной ситуации особенно важно, что у Москвы хорошие отношения с первым президентом Нурсултаном Назарбаевым. Поэтому Россия традиционно поддерживает казахстанские власти. В том числе по переходу казахского алфавита на латиницу, хотя по этому вопросу имела место также заметная критика со стороны российских СМИ.
Вообще российские масс-медиа это очень мощный инструмент влияния России с учетом ее присутствия в казахстанском общественном мнении. Российские СМИ многочисленны, весьма качественны и часто служат чуть ли не главным источником информации для значительной части казахстанского общества. Обычно интерпретация информации бывает достаточно умеренной, тем более, когда речь идет об официальной позиции.
Но, как из любого правила, бывают и исключения. Так, к примеру, произошло весной 2018 года, когда российские СМИ оказывали довольно сильное информационное давление в связи с подписанием Казахстаном о транзите невоенных грузов через порты Актау и Курык. Но это был редкий случай, потому что два государства с центральной вертикалью власти всегда могут договориться.
Хотя в последнее время в довольно многочисленных российских суждениях о Казахстане можно иногда встретить пусть аккуратные и редкие, но все же попытки оказать влияние на положение дел. Но в то же время это можно отнести и к попыткам разобраться в ситуации и в связи с этим поднимаются самые разные пласты информации.
Официальная позиция США также, как у России, вполне осторожна и умеренна. В официальном заявлении представителя государственного департамента отмечалась роль президента Назарбаева в ядерном разоружении, а также демонстрация им «примера ответственного руководителя регионального и глобального масштаба».
Конечно, в многочисленных публикациях в СМИ можно встретить самые разные высказывания, в том числе относительно недостаточного соответствия демократическим нормам. Но это также вполне естественно для западных СМИ с их либеральными взглядами.
Но более интересно замечание госдепа о том, что «отношения с Казахстаном основаны на общих идеалах процветания, уважения основных свобод и региональной безопасности». Упоминание о региональной безопасности в одном тексте с основными свободами собственно и отражает то значение, которое Казахстан имеет в геополитике в центральной Евразии. В общем это и есть завуалированный призыв к сохранению статус-кво, когда Казахстан продолжает оставаться самостоятельным игроком, балансирующим между интересами великих держав.
Похоже, из великих держав единственный, у кого в данном случае нет особых вопросов, это Китай. Сложившаяся ситуация, скорее всего, для них вполне очевидна, что неудивительно для восточной страны с ее традициями политического лидерства и совсем недавней историей с Дэн Сяопином. Кроме того, вполне естественно, что для Китая имеет значение сохранение в Казахстане центральной вертикали власти. Очевидно, что Пекину в целом гораздо удобнее поддерживать отношения именно с такими государствами.
В любом случае сейчас очень интересный момент для Казахстана. Все-таки завершается целая историческая эпоха. Первый президент Нурсултан Назарбаев занял этот пост 30 лет назад, когда и Казахстан, и весь мир находились совсем в другом состоянии. В частности, в 1989 году произошли события на Тяньаньмэнь и никто не думал, что Китай станет в итоге таким, как сегодня.
Тогда вообще мало кто представлял, как будут развиваться события, особенно в процессе распада СССР и после этого. В такие сложные времена особенно большее значение имела роль личности в истории. Мы знаем много разных примеров развития других бывших советских республик за эти 30 лет и можем и должны сравнивать.
Конечно, далеко не все в современном Казахстане соответствует общественному идеалу и это не только вопросы социальной политики. Но очевидным результатом является сильное государство, которое находясь в центре одного из самых непростых регионов планеты между наиболее могущественными государствами мира, сохраняет свою самостоятельность и обеспечивает развитие.
Очевидно, что в любом случае необходимо быть сильными в таком сложном геополитическом окружении и точно также необходима модернизация, которая обеспечила динамичное развитие многим странам Юго-Восточной Азии, в том числе Китаю и Сингапуру. И в этом смысле имеет значение, что историческая эпоха последних тридцати лет для Казахстана все еще продолжается.