Ситуация в Ливии меняется очень быстро. Еще совсем недавно войска ливийской национальной армии (ЛНА) под командованием фельдмаршала Халифы Хафтара находились на ближайших подступах к ливийской столице Триполи и пытались сделать последнее усилие в борьбе за власть в этой стране, в конце мая они вынуждены были отступить. В середине июня они с трудом пытаются удержать позиции на подступах к городу Сирт в центре страны.
Любые изменения военно-политической ситуации в Ливии сегодня зависят не столько от расстановки внутренних сил, сколько от усилий иностранных государств, которые стоят за всеми непосредственными участниками ливийского конфликта. Только у них есть возможность усиливать своих протеже настолько, чтобы ситуация могла настолько резко измениться.
Это делает ливийский конфликт очень сложным для восприятия, потому что внешнеполитические противоречия накладываются на внутреннюю проблематику. В то же время для многих внешних стран Ливия является только частью системы их взаимоотношений друг с другом. Например, это касается России и Турции. Они имеют в Ливии собственные интересы, которые иногда вступают в противоречия друг с другом, но у них также есть отношения в Сирии, а также другие важные направления для взаимодействия. Это справедливо также для Египта, Франции, Италии, Объединенных Арабских Эмиратов, Катара, которые также имеют свои интересы в ливийском конфликте.
Несомненно, что все эти обстоятельства привлекают большой интерес к последним событиям в Ливии. Все-таки участие иностранных государств в вооруженном противостоянии на территории этой страны довольно необычное явление для нашего времени. Можно вспомнить еще только Сирию. Но Ливия отличается от Сирии преимущественно племенным составом своего населения. Поэтому внутренние противоречия здесь носят племенной характер, а не религиозный, что более типично для Сирии. Кроме того, Ливия является одним из крупнейших производителей нефти, за которую идет ожесточенная борьба.
В общем Ливия очень важная страна, которая находится в стратегически весьма значительном месте. Но еще Ливия интересна весьма неудачным опытом создания эффективной власти с помощью демократических процедур. Напротив, ситуация стала гораздо менее стабильной, что уже вызывает ностальгию по прежним временам правления Муамара Каддафи, который был свергнут в 2011 году в результате вооруженного восстания.
В момент его подавления Каддафи использовал авиацию и артиллерию против мятежных городов, что привело к поддержке восстания европейскими странами, что сыграло ключевую роль в произошедших затем событиях. Так что Ливия сегодня это классический пример failed state, где внутренние противоречия на племенной основе не дают возможности создать более или менее эффективную власть, что создало условия для гражданской войны, которая проходит в ситуации вмешательства иностранных государств.
Ливийская специфика
Здесь важно подчеркнуть, что нынешний конфликт в Ливии связан с племенным характером организации населения этой страны. После падения Каддафи власть на местах, по сути, перешла к племенам. Причем, особенностью ливийской ситуации является то, что сегодня формально субъектами политической жизни часто выступают города. Поэтому в новостных сводках появляются, к примеру, сообщения, что армия ПНС опирается на бойцов из города Мисурата. В то время как бойцы из Зинтана, другого важного города на западе Ливии, напротив, поддерживают Хафтара.
В данном случае город выступает в роли отдельной общины, что в условиях Ливии фактически эквивалентно племени. Это связано с особенностями Ливии. Здесь жизнь главным образом концентрируется на узкой полоске побережья Средиземного моря. В то время как большую часть территории составляет пустынные и полупустынные земли, протянувшиеся на юг вплоть до границ с Чадом.
Исторически в Ливии было несколько крупных городских центров, которые были основаны еще древними греками. Это Кирена, которая находилась ближе к Египту, отсюда название региона Киренаика. Кроме того, был также Триполис, отсюда Триполи и Триполитания. По-гречески Триполис это три полиса или три города.
Эти города стояли на торговом пути вдоль побережья Северной Африки. Древние мореплаватели предпочитали плыть вдоль берега, поэтому Кирена и Триполис занимали выгодное положение для тех, кто хотел добраться из Египта и Ближнего Востока до Карфагена и далее до Испании.
В пустынных районах проживали местные берберские племена. Но в отличие от берберов современного Туниса, где рядом с древним Карфагеном была обширная сельскохозяйственная округа, они были не земледельцами, а скорее полукочевниками и, соответственно, сохраняли племенную форму организации.
Еще одной важной особенностью Ливии было наличие во внутренних районах оазисов. Оазисы могли принадлежать племенам, существовала здесь также и частная собственность отдельных лиц и, что очень существенно, коллективная собственность религиозных орденов - тарикатов. Это были суфийские организации, в основе которых находилась система подчинения ученика учителю, (мюрида – муршиду). Муршид вел мюридов по пути познания, этот путь, собственно, и назывался тарик.
В нашем регионе мы знаем тарикаты накшбандийя, кадирийя, яссауийя. На территории Ливии одним из самых влиятельных был тарикат сенусийя.
Стоит отметить, что накшбандийя и кадирийя имели опору в основном среди оседлого населения Средней Азии. Историческим центром накшбандийи была и до сих пор является Бухара. Тарикат яссауийя был распространен на границе степей современного Казахстана и оседлого мира. Но у яссауийя не было серьезной экономической основы для обеспечения их влияния.
В степях современного Казахстана не было оазисов, следовательно, не было и элементов собственности на пальмы или землю, что было характерно для Северной Африки. Поэтому местные улемы не имели экономической базы, они полностью зависели от ханской власти. Когда же ханская власть исчезла из Казахской степи, влияние религиозных деятелей, а, значит, и тарикатов здесь резко снизилась. В то время как накшбандийские и другие улемы в Средней Азии до революции в России сохраняли в своем распоряжении собственность на основе вакфа. Это могла быть земельная собственность или любая другая, доходы с которой шли на поддержание религиозной деятельности.
Но в Ливии и в других районах Северной Африки в местных оазисах были образованы суфийские общины, их называли завии. Со временем к ним перешла большая часть собственности в этих оазисах. В данных общинах собирались ученики того или иного учителя, при этом они были выходцами из разных ливийских племен.
В результате суфийская община становилась наиболее влиятельной силой в Ливийской пустыне, с которой должны были считаться все претенденты на власть в этом регионе. Сначала это были турки-османы, затем итальянцы. В конечном итоге после приобретения независимости к власти фактически пришел именно тарикат сенуссийя.
Стоит отметить, что североафриканских и ближневосточных племен, как арабских, так и берберских, были достаточно непростые отношения с различными формами религиозных движений. Такие организации, как завии, не отменяли племен, не заменяли их собой, скорее они дополняли их. Потому что основная часть населения продолжала жить в племенах. Завии в Северной Африке были скорее мужскими клубами по интересам. Аналогичная ситуация была с движением ихванов (братьев), которые помогли династии Саудов прийти к власти на Аравийском полуострове. Ихваны были выходцами из разных племен
Сауды ликвидировали движение ихванов как только в них отпала потребность. Но племена, естественно, остались и продолжили играть важную роль в жизни Саудовской Аравии. В этой стране местная правящая династия была создана по семейному принципу. В основе ее власти находился союз с семьей аль-Ваххаба, основателя движения ваххабитов, а также умение балансировать интересы племен. Кроме того, ваххабиты в целом выступали против суфийских практик, у них не было структур, вроде тарикатов. Ваххабитские улемы стали частью религиозной элиты Саудовской Аравии, а суфии потеряли здесь свое прежнее значение.
В то время как в Ливии местная династия представляла тарикат сенуссийя. Единственный ливийский эмир (король) Мухаммад Идрис был прямым потомком основателя этого тариката.
В 1969 году эмира свергли молодые офицеры ливийской армии, среди которых затем выделился Муаммар Каддафи. Хотя революционеры исходили из социалистических идеалов, но должны были учитывать трайбалистскую структуру ливийского общества.
Сам Каддафи был выходцем из сравнительно маленького племени каддафийя из района города Сирт. Это сыграло определенную роль в обеспечении его политической власти.
Считается, что в трайбалистском обществе важно, чтобы руководителем государства с сильной вертикалью власти не был выходец из какого-то крупного племени. Потому что это автоматически ведет к полному доминированию выходцев из этого племени в жизни общества. Например, в Туркменистане у власти фактически находятся выходцы из племени ахал-теке, которое довольно многочисленное. Естественно, представители этого племени занимают места в структурах власти, в том числе в силовых органах. Если же племя небольшое, то и его кадровые возможности весьма ограничены, как это было в случае с каддафийя. В том числе поэтому государство имеет возможность вовлекать в системы власти выходцев из других племен, выполняя задачу поиска межплеменного баланса.
Каддафи довольно умело балансировал между интересами разных племен, хотя периодически происходили попытки вооруженных переворотов, в которых участвовали представители крупных племен. Например, в 1993 году целый ряд офицеров из племени варфалла, одного из крупнейших в Ливии, подняли мятеж. Но это не сильно ослабило позиции данного племени, многие представители которого сохранили свои позиции в системе власти. Потому что Каддафи не хотел рисковать, слишком большим и важным было племя варфалла. Поэтому наказаны были только непосредственные участники мятежа.
В руках Каддафи находился важный инструмент обеспечения лояльности племен – прямые государственные дотации в их пользу, обеспеченные большими запасами нефти. Соответственно, нелояльное племя могло лишиться таких дотаций. Кроме того, выходцы из лояльных племен могли рассчитывать на места в государственном секторе, что также открывало для них определенные возможности.
Но именно племенная система оказалась слабым местом режима Каддафи. После начала волнений в крупнейшем городе Киренаики Бенгази в феврале 2011 года на фоне событий так называемой «арабской весны» и подавления их правительственными войсками ряд племен выступили против Каддафи. Это стало причиной массового дезертирства из армии, сил безопасности и полиции. Лояльность племени оставалась важным элементом идентичности многих ливийцев.
Это сразу превратило первоначальные волнения в межплеменную гражданскую войну. Некоторые племена и отдельные кланы выступили против Каддафи, другие за него. Это предопределило ожесточенность противостояния. Например, жители упомянутых выше городов Зинтан и Мисурата на западе Ливии фактически принадлежали к соответствующим племенам. Поэтому они сражались против войск Каддафи, в составе которых было много выходцев из конкурирующих племен. В том числе Каддафи активно привлекал на службу часть племен тубу и туарегов из южной пустынной провинции Феццан. Исторически у них довольно сложные отношения с племенами из прибрежной части Ливии.
Штурм восставших городов чужими племенными ополчениями, особенно чернокожими тубу, был слишком тяжелым ударом для местных племен. Поэтому они сражались, несмотря на удары с воздуха и применение артиллерии. В свою очередь это привело к появлению многочисленных видеосвидетельств того, как армия Каддафи разносит город с его гражданским населением. Это стало одной из причин того, что общественное мнение в Европе оказалось настроено против Каддафи.
Заметим, что в Египте и Тунисе, где преобладали оседлые жители, армия в условиях «арабской весны» сохранила свою целостность и политическую субъектность. Во многом это потому, что здесь не было племен, которые могли попытаться начать играть самостоятельную роль в политических процессах. Но в Ливии именно племена и их вооруженные ополчения стали важным фактором политической жизни после падения Каддафи и его жестокого убийства.
Ливия с ее практически полностью племенной структурой организации стала примером того, насколько сложно в таких условиях реализовать типичные западноевропейские демократические подходы. В тех восточных обществах, где преобладало оседлое население, могли быть элементы той политической системы, которая напоминала классическую демократию.
Так, в тех же Египте и Тунисе есть партийная система. В Египте представители религиозного движения «Братьев-мусульман» пришли к власти путем выборов. В Тунисе местная религиозная партия «Ан-Нахда» регулярно участвует в выборах и имеет свой стабильный электорат.
Но в соседней с ними Ливии любые выборы сталкиваются с большими трудностями. Потому что главными субъектами местной политики являются племена. Причем их субъектность распространяется и на местные города. Хотя на Востоке оседлое население, как сельское, так и городское, традиционно не имеет племенной организации. Для них характерна общинная организация, но это не племена, скорее местные общины.
Поэтому при переселении представителей племен в города обычно происходит потеря связи с племенной структурой. Отсюда, к примеру, появление термина детрайбализированные пуштуны в Афганистане. В современном Афганистане те пуштуны, которые живут в Кабуле, Герате, Мазари-Шарифе, в своем большинстве как раз относятся к детрайбализированным. На это влияет окружающая среда, где преобладает традиционно оседлое население, в основном дариязычные таджики. В то же время пуштуны, которые живут в Кандагаре или Джелалабаде, сохраняют племенную форму организации даже в городских условиях. Потому что эти города находятся в пуштунской преимущественно племенной среде.
Если мы посмотрим на Северную Африку, то в Ливии города населены людьми, которые сохранили свою племенную организацию и идентичность даже в новых для себя городских условиях. В то время как в Египте, Тунисе, Алжире, Марокко, где также всегда были те или бедуинские арабские и берберские племена, все-таки исторически преобладало неплеменное оседлое население. Этому способствовал более обширный земледельческий ареал.
Соответственно, преобладание племенной формы организации в ливийской политической жизни делало весьма сложным проведение любых выборов. Потому что на местах – большинстве городов, отдельных оазисах, главным образом доминировали племена, власть принадлежала им. На более высоком, региональном или государственном уровне племенам приходилось вступать в сложные коалиции друг с другом. Данные коалиции были весьма нестабильны, поэтому нестабильна была и политическая жизнь.
Но все-таки в современном мире сложно ограничиться обычной племенной жизнью в сельской местности, в том же оазисе. Обычно мелким племенам этого вполне достаточно, они не очень заинтересованы в государстве с его налогами и ограничениями. Поэтому племена обычно стремятся к самостоятельности и их борьба с другими племенами связана со стремлением не допустить, чтобы одно из племен или коалиция племен пришла бы к власти и таким образом ограничила бы их самостоятельность.
Особенностью ситуации в Ливии в 2010-ых годах было два важных фактора. Первый это наследие государства Каддафи, которое было важным фактором региональной геополитики. Соответственно, в Ливии были государственные институты и связанные с этим обязательства. Например, это имеет отношение к политике в отношении мигрантов из Африки в Европу.
Европейцам было необходимо, чтобы ливийское государство обеспечило бы контроль над африканскими мигрантами, чтобы не допускать их использования территории Ливии, за что они готовы были платить. Соответственно, для получения этих средств надо было иметь институты, которые будут подписывать соглашения с европейцами.
Кроме того, через государственные институты шло масштабное взаимодействие с различными международными организациями и иностранными государствами. Это также могло быть связано с денежными потоками, которые необходимо регулировать.
Поэтому после периода конфликта интересов ливийские племена смогли в целом наладить взаимодействие и сформировать представительские органы власти и соответствующие правительственные институты. Так, правительство национального согласия (ПНС), возглавляемое Файезом Аль-Сараджем, появилось в результате так называемых Схиратских соглашений, подписанных в декабре 2015 года. При этом у Сараджа три заместителя в президентском совете, которые представляют Киренаику, Триполитанию и Феццан.
Но появление ПНС не привело к разрешению всех противоречий, в том числе на региональном уровне. В итоге на Востоке, в исторической Киренаике, сформировалось собственное правительство и собственный представительный орган власти. Эта территория затем стала базой для ЛНА. В то время как на Западе, в исторической Триполитании, доминирующей силой стал ПНС. Это обстоятельство отражает недовольство Киренаики системой распределения властных полномочий в ПНС.
Такое недовольство имеет серьезные экономические основания. При Каддафи Ливия стала одним из важных игроков на мировом рынке нефти. При этом нефть добывает государственная компания, которой принадлежат месторождения и вся сопутствующая инфраструктура. Каддафи использовал доходы от нефти не только для самых разных, весьма амбициозных проектов. Он также направлял нефтяные деньги на приобретение поддержки со стороны разных ливийских племен. В районах их проживания реализовывались различные проекты, строилось жилье, осуществлялись социальные программы.
Естественно, что принципы распределения ресурсов часто вызывали неудовольствие у разных групп ливийского общества. Например, многие считали, что родное племя Каддафи получает незаслуженно много. Его родина город Сирт выделялся среди других городов побережья.
Кроме того, нефть добывалась во внутренних районах страны, но все-таки большая часть месторождений находилась на территории Киренаики – от залива Сирт до границ с Египтом. Отсюда по сети трубопроводов она доставлялась к побережью, в основном к портам в той же Киренаике.
После свержения Каддафи главный вопрос заключался о том, кто будет теперь контролировать главный источник доходов государства и как будут распределяться доходы между основными субъектами. Естественно, никому во внешнем мире не хотелось разбираться с внутренними межплеменными противоречиями в Ливии. Поэтому когда было достигнуто формальное согласие между ливийскими сторонами, формой его реализации стало ПНС, именно ему перешел контроль над Нацбанком Ливии и национальной нефтяной компанией.
ПНС располагался в столице Триполи, предполагалось, что в дальнейшем начнется процесс организационного оформления создания новой власти через выборы. Однако почти сразу между сторонами начали проявляться противоречия.
Дело в том, что Триполи расположен в западной части Ливии и местные племена автоматически обладали более серьезным влиянием на структуры правительства, чем племена Киренаики. С учетом того, что все племена сохранили свои вооруженные милиции, правительство не обладало монополией на насилие и во многом зависело от воли наиболее сильных племен. Поэтому ПНС должен был ориентироваться на вооруженную милицию разных западных племен, самой известной из которых были бойцы из города Мисураты. Племенная милиция стремилась контролировать ключевые объекты, например, аэропорт Триполи находился под контролем милиции из Зинтана.
В связи с тем, что в Триполи находились офисы Национального банка и местной нефтяной компании, то именно ПНС и близким к нему племенам принадлежал контроль над распределением как доходов от нефти, так и денежных средств из Нацбанка. При этом печать денег заказывали за границей, в Великобритании.
В этой ситуации практически неизбежны злоупотребления, особенно с учетом не слишком хороших отношений между Триполитанией и Киренаикой. Финансирование расходов местных структур в Киренаике – от школ до племенных милиций, наверняка осуществлялось по остаточному принципу. В первую очередь финансировали племена Триполитании, да и то не все, а только те, которые были близки к ПНС.
Парадокс ситуации заключался в том, что основная часть лиивийской нефти все-таки добывается в восточной части страны и экспортируется через порты Киренаики. Но местные власти Киренаики не могли продавать нефть самостоятельно, хотя такие попытки и предпринимались. Потому что легитимностью на мировых рынка пользуется национальная ливийская нефтяная компания и только она может продавать там нефть.
Естественно, что власти Киренаики и особенно местные племена не могла устроить сложившаяся ситуация, когда центр принятия решений по денежной политике и по распределению доходов от нефти находится в Триполи. Сначала они обзавелись собственным парламентом, который разместился в западном городе Тобрук. Следующим шагом стал самостоятельный заказ наличных денег за границей. В данном случае банкноты они стали заказывать у российского Гознака. Но полностью решить вопрос с нефтью они все-таки не могли.
В этой ситуации роль фельдмаршала Халифы Хафтара оказалась весьма значительной. В годы правления Каддафи он находился в эмиграции в США, потому что участвовал в одном из мятежей. После его свержения вернулся и стал стремиться занять ведущие позиции в ливийской политике. Хафтар позиционировал себя как светского политика, как борца с исламистами, а такие также появились в Ливии в период отсутствия центральной власти после 2011 года. Причем, исламисты были сравнительно небольшой, но очень активной и организованной силой. Хотя на выборах они проиграли, во многом потому, что племенная солидарность обычно более важный фактор, чем поддержка религиозной организации. Например, исламисты были в состоянии атаковать весьма могущественную милицию города Зинтан в ходе боев в Триполи в 2015 году.
Кроме того, фигура Хафтара ассоциировалась с военным правлением, в общем с сильной центральной властью. То есть, всем тем, что было при Каддафи, но без него самого. Такая идея была весьма популярной в ливийском обществе на фоне общего хаоса. Особенно широко поддержка таких идей была распространена среди городского населения, где было много образованных людей, уже довольно далеко отошедших от племенной реальности.
Кроме того, в Ливии после времен Каддафи осталось много бывших военных и представителей спецслужб. Конечно, многие военные разошлись по своим племенным милициям, но далеко не все. С одной стороны, многие из них выходцы из небольших племен, в том числе из племени каддафийя. Их положение заметно ухудшилось после падения Каддафи. С другой стороны, у них есть общее прошлое, когда их социальный статус в ливийском государстве был существенно выше. Появление такой фигуры, как Хафтар, для них это возможность возврата к потерянному статусу. Поэтому в ходе боев в Триполи в 2015 году военные формирования – от авиации до сил спецназа присоединились к Хафтару.
Но Хафтар оказался удобен и для племен Киренаики. В связи с тем, что он располагал небольшой собственной армией из бывших военных, он мог взять на себя функцию борьбы за интересы восточных ливийских племен. От последних требовалось только поддержать его на этом пути. Это было гораздо проще, чем пытаться объединить племена Киренаики для наступления на Запад, в Триполитанию.
Потому что коалиция племенных ополчений весьма неустойчива по определению. Если же племена Киренаики будут действовать на чужой территории, в Триполитании, то они будут восприняты как враждебная сила со всеми вытекающими последствиями. Совершенно точно, что без Хафтара и его военных племенные ополчения с Востока Ливии не смогли бы столь долго вести упорную войну вокруг Триполи.
В то же время в случае если восточные племена из Киренаики выступали вместе с Хафтаром, тогда они были только частью его армии. Но самое главное, у них была возможность выступать не за локальные интересы своего региона, а в целом за прекращение в Ливии хаоса, наведение порядка и установление мира.
Характерно, что такая программа, похоже, вполне устраивала и некоторые племена Триполитании. По крайней мере, многие районы вокруг Триполи до недавнего времени находились под контролем сил армии Хафтара, включая важный город Зинтан, а также районы вблизи от границ с Тунисом. Понятно, что это было связано с тем, что некоторая часть местных западных ливийских племен из Триполитании поддержали Хафтара в его наступлении на столицу.
Это могло быть связано в том числе с внутриполитическими противоречиями в Триполитании, выраженными в противостоянии отдельных племен. Очевидно, что у ПНС в этом регионе есть устойчивая группа поддержки. В первую очередь это милиция города Мисураты. Считается, что по идеологии они исламисты, хотя по организации они фактически представляют собой племенное ополчение. Но приближенность одних племен означает ограничения для других.
В связи с тем, что наступление Хафтара на Триполи не было выступлением восточных ливийских племен из Киренаики, а имело целью создание новой власти, то это не требовало от западных племен из Триполитании проявлять региональную солидарность. Естественно, что часть из них видели в усилиях Хафтара возможность оттеснить своих противников на местном уровне от власти, а, значит, от контроля над распределением ресурсов.
Именно поэтому Хафтар рассчитывал на общую победу над силами ПНС и сделал ставку на решительный натиск, последний этап которого он начал в апреле этого года. Но именно это обстоятельство стало причиной отчаянного сопротивления сил ПНС. Они отдавали себе отчет в цене вопроса. Естественно, что ПНС и лояльные ему группировки не хотели отдавать контроль над нефтяной компанией и центральным банком.
Так что к маю ситуация вокруг Триполи зашла в тупик. Однако прямое вмешательство Турции привело к изменению расстановки сил и отряды Хафтара отступили на границы исторической Киренаики, пытаясь удержать город Сирт и находящийся за ним крупный нефтяной бассейн.
Иностранный легион
Внешнее влияние в конфликте в Ливии со времен свержения власти Каддафи имеет большое значение. Естественно, что у европейских стран большой интерес к Ливии, особенно у Италии, для которой эта страна ее бывшая колония. Также значительный интерес проявляют Тунис и Египет, для которых Ливия это расположенная по соседству территория нестабильности.
Но в этой стране есть интересы также у Катара, Турции, ОАЭ, России и Саудовской Аравии. У каждой страны есть своя мотивация. Кого-то привлекает ливийская нефть. Катар и Турция заинтересованы в поддержке ПНС, потому что на его стороне местная организация «Братьев-мусульман». Катар традиционно поддерживает «Братьев-мусульман», например, так было в Египте, где эта организация сейчас запрещена. В то же время партия турецкого президента Реджеп Тайип Эрдогана идеологически близка к «Братьям-мусульманам.
По этой же причине Египет выступает против ПНС в Ливии и поддерживает Хафтара. Для египетских властей Киренаика, при отсутствии исламистов вроде «Братьев-мусульман», является буфером, который отделяет Египет от территории их распространения.
Соответственно, аравийские монархии – Саудовская Аравия и ОАЭ, пришли в Ливию, чтобы не дать победить «Братьям-мусульманам», потому что присутствие последних около границ с Египтом создает угрозу военному правлению в Каире. В свое время местные египетские салафиты, близкие к Саудовской Аравии, поддержали переворот в Египте, направленный против «Братьев-мусульман».
Египет важен для аравийских монархий, как самое большое суннитское государство на Ближнем Востоке. Египет также участвует в военной операции в Йемене, которой руководят Саудовская Аравия и ОАЭ.
Для европейских стран – в первую очередь Италии и Франции в целом важно наличие в Ливии дееспособного правительства, способного взять под контроль африканских беженцев, которые через Ливию направляются в Европу. Кроме того, Франция поддерживает Хафтара потому, что он выступает против исламистов.
У Парижа во внутренней Африке много бывших колоний, в некоторых из них, например, в Мали, Франция ведет военные действия против местных исламистов. Поэтому армейский генерал, ориентированный на светские ценности, Хафтар классический пример такого военного, для французов предпочтительнее разрозненного союза исламистов и части племен Триполитании.
Немаловажно также, что французы не хотели бы, чтобы Турция доминировала бы в Ливии. В таком случае турецкий президент имел бы сразу два рычага воздействия на Европу. В одном случае это беженцы из Сирии, в другом африканские беженцы, проходящие через территорию Ливии.
Эрдоган мог бы регулировать потоки беженцев, то открывая для них дорогу в Европу, как это произошло во время недавнего конфликта в сирийском Идлибе, то закрывая ее. Таким образом он получил бы дополнительную возможность для шантажа европейских политиков.
В то же время Италия напротив поддерживает ПНС Сараджа и выступает против Хафтара. Конечно, это связано с вопросом беженцев. У Рима тесные связи с правительством в Триполи и есть соответствующие соглашения. ПНС обеспечивает контроль над потоками африканских мигрантов с тем, чтобы они не направлялись в Италию. При этом ливийское побережье в районе Триполи расположено прямо напротив итальянского острова Сицилия. Именно от берегов Триполитании отправляется в Италию большая часть беженцев из Африки.
Кроме того, у Италии есть серьезные экономические интересы в Ливии. Даже в крайне нестабильной обстановке в Ливии итальянцы все равно пытаются реализовать разные проекты. С учетом того, что Италия ближайшая к Ливии европейская промышленно развитая страна, получение здесь заказов может иметь большое значение для экономики Италии.
В любом случае с Триполитанией у итальянцев больше общих интересов, чем с Киренаикой, не говоря уже о Феццане. Но нефть то в Ливии в основном добывается на Востоке. Следовательно, для Италии крайне выгодно, чтобы именно власти в Триполи продолжали распределять ресурсы от ее добычи.
Несколько сложнее ситуация с мотивацией у России, которая в последние годы является одним из наиболее заметных игроков на ливийской политической сцене, хотя в Москве и отрицают свою непосредственную вовлеченность в этот конфликт. Россия поддерживает сторону Хафтара.
Это можно было бы объяснить вопросом необходимости борьбы с исламистами. Такой аргумент был использован при вводе российских войск в Сирию. Но ливийские исламисты далеко не настолько маргинализированы в общественном мнении, как исламисты из Сирии, например, из Джебхат ан-Нусра. Кроме того, они далеко не главные игроки в ПНС. Здесь много племенных ополчений с использованием религиозной риторики.
И, наконец, «Братья-мусульмане» идеологически близки к партии турецкого президента Эрдогана. Они совершенно точно не имеют никакого отношения к исламистам из того Исламского государства, которое действовало в Сирии и Ираке и которые руководствовались салафистской идеологией.
Конечно, у России вполне мог быть определенный интерес к экономическим проектам в Ливии. Например, Россия могла рассчитывать на получение заказов на строительство электростанций, дорог и других объектов в случае победы Хафтара. Нефтедобывающая страна, такая как Ливия, в случае наведения порядка вполне могла бы предложить много проектов для выполнения компаниям из дружественной страны. Если бы победил Хафтар, то итальянцы бы совершенно точно их бы не получили. Почему бы их тогда не получить российским компаниям. Кроме того, Ливия могла бы приобрести российское оружие, что не помешало бы российскому ВПК.
Но очень похоже, что интересы в Ливии не были четко определены. Экономический фактор играл свою роль, но скорее пока для реализации частных задач. Именно такие задачи решала в Ливии компания, которую называют ЧВК «Вагнер». Считается, что «Вагнер» выполняет определенные задачи в интересах кого-то из противоборствующих сторон, например, в некоторых странах Африки, а за это получает участие в выгодных проектах в области добычи золота, нефти и т.д.
По крайней мере такая версия позволяет объяснить присутствие бойцов «Вагнера» в Ливии. В связи с тем, что вокруг этой страны много интересов разных государств, то и любые действия конкурентов не могут не находиться под их пристальным вниманием.
Именно российские конкуренты сообщали, что в Ливии находится минимум 1,5 тыс. бойцов «Вагнера», что они участвуют в боях на подступах к Триполи, что Россия поставляет оружие Хафтару, включая зенитно-ракетный комплекс «Панцирь». Причем, часть «Панцирей» поставлялось не Россией, а ОАЭ, об этом говорило шасси на основе немецких грузовиков MAN. Именно такие ЗРК поставлялись Россией в Эмираты. Но позднее в интернете появились изображения «Панцирей» на шасси грузовиков КАМАЗ, скорее всего, это уже были непосредственно российские поставки.
В любом случае скрыть участие выходцев из России было довольно сложно. Но официально Москва никак не афишировала своих возможных действий в Ливии. Есть официальная позиция, что если российские граждане и есть в этой стране, то они не связаны с государством.
Хотя, когда в конце мая на Мальте была арестована партия отпечатанных в России банкнот для Ливии, это можно расценивать как раз как непосредственное участие. Все-таки международное сообщество официально признает в Ливии ПНС в Триполи. Поэтому выполнение заказа со стороны правительства в Киренаике на печатание денег, тем более, в ситуации, когда его представитель Хафтар вышел из Схиратских соглашений, как минимум, может быть воспринято как признание его легитимности, а, значит, и его поддержка.
Теоретически в условиях гражданской войны это вполне может иметь место. Страна, у которой есть интересы в Ливии, может поддерживать таким образом одну из сторон в конфликте, как это делает, к примеру, та же Турция или другие страны.
Но Россия предпочла не заявлять публично о своем участии и, соответственно, не отправлять своих военных в Ливию, что сделала Турция и это явно было связано с некоторой нечеткостью в определении российских интересов в Ливии. В этом смысле использование ЧВК «Вагнер» было весьма удобным способом реализовать свое присутствие, но не идти при этом на слишком большой риск.
В связи с тем, что в таких войнах которая сейчас идет в Ливии обычно участвует не так много регулярных войск, основу местных армий составляет не слишком устойчивая милиция, даже 1,5 тыс. бойцов «Вагнер» с соответствующим тяжелым вооружением, это серьезная сила. Тем более что силы Хафтара оперировали на разных направлениях вокруг Триполи, что предполагало рассредоточение тех сравнительно уже немногочисленных кадровых формирований из бывших военных режима Каддафи.
Поэтому полноценный полк российских наемников на главном направлении мог сыграть большую роль. К тому же у войск ЛНА было преимущество в авиации и технике. Поставки из ОАЭ и Египта полностью удовлетворяли их нужды в боеприпасах и снаряжении.
Соответственно, когда в апреле прошлого года Хафтар начал наступление на Триполи, он вполне мог рассчитывать на общий успех. Собственно, поэтому в середине января 2020 года в Москве он отказался подписывать соглашение со своим противником Сараджем. Он полагал, что для этого он слишком близок к окончательной победе.
Вполне возможно, что так бы и произошло, если бы не турецкий президент Эрдоган. Когда в Анкаре увидели, что Хафтар может победить, они решились на прямое военное участие в ливийском конфликте. Турки стали отправлять в Ливию технику, своих военных и, что немаловажно, сирийских наемников.
В Турции находится огромное число сирийских беженцев, турки контролируют ряд районов на севере Сирии, где размещены лояльные им сирийские формирования. Поэтому отправка сирийских повстанцев в качестве наемников в Ливию была для Анкары вполне логичным решением.
Сирийские наемники придали устойчивости отрядам ПНС под Триполи. Кроме того, поставки оружия включали в себя турецкие ударные дроны, которые совсем недавно весьма ярко проявили себя во время столкновений с армией Башара Асада и проиранскими формированиями в сирийской провинции Идлиб, а также зенитные комплексы.
У армии Хафтара также были дроны китайского и российского происхождения. Но в условиях городского боя дроны не так эффективны, как на открытой местности. Армия Хафтара находилась на подступах к Триполи, а войска ПНС в основном сидели в городской застройке. Кроме того, у Хафтара были растянутые коммуникации. Его войска фактически подошли к Триполи через внутренние районы страны, потому что путь вдоль побережья занимала милиция из города Мисурата, которая воевала на стороне ПНС.
Но самое важное, что присутствие турецких военных в рядах ПНС резко ограничивало применение авиации и тяжелой артиллерии. Характерно, что в конфликте в Сирии именно решительность в применении авиации и тяжелой артиллерии против городских районов стало ключевой причиной весьма быстрого падения городов, контролируемых антиправительственной оппозицией. Если до вмешательства России в конфликт такие города, как Алеппо, Восточная Гута около Дамаска и другие, многие годы были неприступны для сирийской армии, то затем они сравнительно быстро сдались.
Но в Триполи нельзя было применять авиацию против плотной городской застройки. Понятно, что поддерживающие ПНС Италия, Катар и Турция выступят против. Но также важно, что наличие турецких военных в рядах войск ПНС ограничивало применение массовых ударов. В том же Идлибе в этом году турки быстро и жестко отреагировали на гибель своих военных в результате удара сирийских ВВС.
Поэтому Хафтару пришлось вести тяжелые бои в городской застройке, когда занятие двух кварталов считается крупной победой. Кроме того, племенная милиция из войск ПНС проявила упорство при обороне своих позиций. Очевидно, что они отдавали себе отчет за что они сражаются и что могут потерять в случае поражения.
В результате до середины мая 2020 года на подступах к Триполи проходили позиционные бои, ситуация явно зашла в тупик. Хафтар не мог победить, ПНС не имел ресурсов отбросить его войска обратно в Киренаику.
Перелом произошел как раз в середине мая. Совершенно неожиданно для всех наблюдателей армия Хафтара 18 мая потеряла ключевую базу Аль-Ватия в западной Ливии. Эта база находится в 120 км. на юг от Триполи. Контроль этой базы был бы невозможен без поддержки местных сил. Скорее всего это были племена из соседних городов, особенно города Тархуна. Собственно именно контроль над Тархуной и Аль-Ватия позволял Хафтару подвести войска к Триполи в обход Мисураты.
После этого армия Хафтара была вынуждена покинуть окрестности Триполи и отступить к Сирту. Таким образом попытка захвата столицы оказалась неудачной. После того, как войска ПНС подступили к Сирту, их представители стали говорить о захвате нефтяных полей за этим городом, а также дальше на юго-восток. В этот самый момент Египет выступил с предложением о переговорах, а для убедительности развернул танки на границе с Ливией.
Однако понятно, что для племен Киренаики одно дело отступить от Триполи и совсем другое потерять Сирт. Теперь уже племенам из Триполитании придется действовать на чужой территории и степень сопротивления местных племен сразу же возрастет.
Кроме того, успехи ПНС явно связаны с действиями Турции и маловероятно, что Турция пошлет своих военных и наемников отвоевывать для бойцов из Мисураты нефтяные поля восточной Ливии. Своих целей турки уже добились. Они в очередной раз после Идлиба продемонстрировали свои весьма впечатляющие военные возможности, особенно в области применения ударных беспилотников.
В интернете после падения Аль-Ватия появилось много непроверенной информации. К примеру, что турки разместили четыре корабля с управляемым ракетным оружием у побережья Ливии, что они установили контроль над воздушным пространством с помощью систем радиоэлектронной борьбы, что они подкупили некоторых прежних союзников Хафтара из числа племен Триполитании.
Насколько все это правда, остается под вопросом. Но вполне очевидно, что одной из причин турецких военных успехов являются не сами по себе беспилотники, а именно преимущество в средствах радиоэлектронной борьбы. Скорее всего, поэтому российские и китайские беспилотники, а также российские зенитно-ракетные комплексы «Панцирь» оказались не слишком эффективными. Несколько «Панцирей» были брошены отступавшими войсками Хафтара, еще некоторое количество было уничтожено.
В любом случае они не смогли прикрыть войска Хафтара, точно также как в Идлибе не смогли прикрыть войска Асада, что привело к тяжелым потерям и в конечном итоге к поражению. Для российского ВПК это не очень хорошая новость. Во втором локальном конфликте за полгода зенитно-ракетные комплексы российского производства показали себя не лучшим образом. Хотя в России обращают внимание на качество подготовки экипажей ЗРК из числа ливийцев, тем не менее, все же у турок явное преимущество в средствах радиоэлектронной борьбы. В свою очередь это является следствием их сотрудничества в рамках НАТО.
Для Москвы разгром Хафтара явно оказался неожиданным. Она оказалась в довольно сложном положении в связи с тем, что надо было принимать решение о том, как реагировать на произошедшее, особенно с учетом сложной системы отношений с Турцией.
В России, очевидно, полагали, что равновесие сил сторон на фронте под Триполи создает условия для переговоров, в которых она будет играть весьма активную роль. При этом Турция будет истощать свои ресурсы, оплачивая наемников из Сирии, а также свое военное присутствие в Ливии. Так как у Анкары еще есть значительные расходы в Сирии, ситуация для нее складывалась не самым лучшим образом.
В то время, как Россия не несет особых расходов в Ливии, для финансирования Хафтара есть, к примеру, ОАЭ, поставки оружия можно осуществлять из запасов, а «Вагнер» может иметь собственные источники финансирования. Поэтому Москва могла использовать ливийский случай в качестве одного из аргументов при обсуждении более широкого круга вопросов, например, по газу.
Турция в последнее время заметно сокращает покупки газа у России, предпочитая поставки газа в виде СПГ из США. Потеря турецкого рынка газа может быть весьма болезненной для Газпрома, не говоря уже о политической составляющей этого вопроса. Есть еще вопросы по Сирии, так что пока войска Хафтара находились у Триполи, Москва могла вести переговоры с лучших для нее позиций.
Естественно, что столь резкое изменение военной обстановки не могло не вызвать недовольства российской стороны. Но при этом Москва явно стремилась избежать большей вовлеченности в конфликт. По крайней мере, об этом говорит появившаяся в интернете информация о срочной эвакуации людей «Вагнера» из районов Западной Ливии.
Необходимость этого была связана с тем, чтобы избежать ситуаций, которые были с теми же вагнеровцами в феврале 2018 года, когда у города Дейр-аз-зор американцы фактически расстреляли их с воздуха. Другая ситуация была в Сирии в провинции Идлиб, где турецкие беспилотники в начале марта несколько дней уничтожали с воздуха людей и технику сирийских правительственных войск. Для Москвы было бы нежелательно, если бы «Вагнер» вдруг попал бы под такой удар.
В отличие от Турции Россия явно стремится избежать непосредственной вовлеченности в конфликт в Ливии. Это было бы слишком затратно и это было бы трудно объяснить общественному мнению внутри страны. Пока речь идет о закрытой операции это мало беспокоит население. Но полномасштабное участие армии с неизбежными потерями в непонятной африканской стране вызвало бы слишком много вопросов и недопонимания, особенно накануне важного для российских властей голосования по поправкам в Конституцию.
Но Россия должна была отреагировать, потому что в итоге получился слишком болезненный удар по ее имиджу. С одной стороны, была продемонстрирована неэффективность военной техники, что плохо для экспорта. С другой стороны, при закрытых для широкой общественности военно-политических маневрах, а Москва активно использует их в период после 2014 года, любое локальное поражение может быть оценено как проявление слабости.
Опять же по непроверенным данным Россия якобы перебросила в Ливию группу истребителей Миг-29. Причем, в интернете утверждали, что самолеты были перекрашены на базе Хмеймим в Сирии и перелетели в Ливию без опознавательных знаков. Правда, по поводу их применения не было особой информации, кроме того, что один истребитель якобы выпустил ракету в сторону турецкого корабля. Российские представители утверждали, что Миг-29 это советский самолет и он мог быть у кого угодно в Восточной Европе и на Ближнем Востоке.
Но если допустить, что самолеты были действительно российские, то их переброска в Ливию это стремление продемонстрировать готовность к ответным действиям. Но в таком случае отсутствие опознавательных знаков делает их практически законной добычей для турецких ПВО, в том числе с тех самых четырех кораблей турецких ВМФ у побережья Ливии.
Если турки собьют российский самолет, как это уже было около побережья Сирии, то это кризис в отношениях, необходимость ответных действий. Если же они собьют неизвестный самолет, взлетевший с аэродрома армии Хафтара, то Москве не надо будет на это реагировать.
Так что переброска самолетов в Ливию это скорее символический жест со стороны Москвы. Новая война в арабском мире ей не нужна, тут вопрос, что делать с Сирией, где у России наметились противоречия с Асадом. Это было практически неизбежно, потому что после завершения горячей фазы войны в Сирии, на первый план неизбежно выходит вопрос поиска финансирования для разрушенной страны. В этом смысле Россия практически ничем не может помочь Асаду.
В общем в Ливии после отступления Хафтара от Триполи возникло новое равновесие сил сторон, на этот раз на границах между Триполитанией и Киренаикой. Этим двум частям одной страны будет сложно прийти к соглашению, но другого выхода у них нет – война на чужой территории слишком непредсказуема.
Но главный результат всей 14-ти месячной попытки Хафтара захватить власть в Ливии привели только к усилению роли племен в ливийской политике. Хафтар фактически возглавлял последнюю регулярную армию Ливии, оставшуюся от времен Каддафи. После его неудачи роль племенных милиций только увеличится.
В итоге относительно светский проект воссоздания ливийского государства в духе сильной централизованной вертикали власти, представленной местными военными, по сути, провалился. Еще ранее завершилась неудачей попытка реализации демократического проекта. Де-факто в Ливии сейчас архаичное племенное государство. Кроме того, существует также вероятность попытки реализации исламского государственного проекта. Все-таки в ПНС высока роль «Братьев-мусульман».
Но главный вопрос, как будут распределяться доходы от ливийской нефти, все еще остается открытым.