Опубликовано: РБК
Последнее обострение ситуации в Афганистане самым серьезным образом поставило вопрос даже не столько о безопасности в этой стране, сколько вообще о будущем нынешней модели внутриафганских политических отношений.
Столкновение общин
Безусловно, произошедший 31 мая в Кабуле теракт, направленный против дипломатических представительств, продемонстрировал уязвимость системы безопасности в самом защищенном районе столицы. Но более опасным для будущего Афганистана выглядит прошедшая в Кабуле в начале июня массовая демонстрация с требованиями отставки президента Ашрафа Гани, премьер-министра Абдуллы Абдуллы и секретаря Совета безопасности Мохаммада Ханифа Атмара. Афганские силовики после нескольких попыток разогнать демонстрантов открыли огонь, несколько человек погибли. Среди погибших был и сын видного афганского политика, первого заместителя председателя сената Мохаммада Алама Изидьяра, выходца из Панджшера. Изидьяр представитель так называемой группы панджшерцев, близких к трагически погибшему Ахмаду Шаху Масуду.
Такое произошло в Афганистане впервые за долгое время. А с учетом того что в демонстрации приняли участие преимущественно таджики и хазарейцы, а среди стрелявших было больше пуштунов, это сразу обозначило острую проблему сложных межобщинных отношений. Именно отношения между различными общинами Афганистана являются главным препятствием к любому политическому урегулированию в этой стране.
Характерно, что практически все основные афганские политики таджикского и хазарейского происхождения выразили солидарность с митингующими и осудили действия властей. Особенно стоит обратить внимание на Салахуддина Раббани, сына бывшего президента Бурхануддина Раббани, и Зию Масуда, брата Ахмада Шаха Масуда. Наряду с губернатором провинции Балх Аттой Мохаммад Нуром и другими они являются членами партии «Исламское общество Афганистана» (ИОА), лидерами которой были погибшие от терактов старшие Раббани и Масуд.
В условиях Афганистана, где у всех есть оружие и все имеют богатый опыт ведения гражданской войны, такой конфликт может иметь далекоидущие последствия. Во времена Раббани и Масуда таджики из ИОА были главной силой на населенном национальными меньшинствами севере страны. Среди их главных противников тогда были различные пуштунские организации, которые стремились восстановить влияние пуштунов на политическую жизнь страны. Сначала это был Гульбеддин Хекматиар и его «Исламская партия Афганистана», затем преимущественно пуштунский «Талибан».
Пуштунская проблема
Противоречия между национальными общинами и пуштунами до сих пор влияют на политическую жизнь в стране. Для северных меньшинств самая большая угроза связана с пуштунской реставрацией с тенденцией к доминированию последних. Поэтому они критически относятся к действиям президента Ашрафа Гани, с именем которого связано усиление пуштунов в структурах власти в Кабуле.
Конечно, предыдущий президент Хамид Карзай тоже был пуштуном, выходцем из племени дуррани. В то же время он активно взаимодействовал в частности с таджиками. Во времена Карзая север страны и Кабул были довольно безопасными, а основные боевые действия проходили в южных и юго-восточных пуштунских провинциях Афганистана. В это время пуштуны выражали недовольство доминированием национальных меньшинств.
Президент Гани из пуштунского племени гильзай пришел к власти в том числе с целью восстановления равновесия между национальными меньшинствами и пуштунами. С этим во многом связана идея переговоров с талибами, а также соглашение с одним из видных пуштунских деятелей Хекматиаром, который этой весной вернулся в Кабул для участия в политической деятельности.
Однако в последнее время очевидно, что в Афганистане не становится стабильнее. Неспокойными стали север страны и сам Кабул. На Востоке, в условиях слабого государства, главным становится вопрос, кто доминирует на той или иной территории. При президенте Карзае именно таджики из «панджшерской» группы контролировали основные силы безопасности на севере и в определенной степени во всей стране. Их представители в разное время возглавляли армию, силы безопасности, полицию в Кабуле. Де-факто они обеспечивали безопасность севера.
В то же время при президенте Гани в армии, силах безопасности, полиции и в политическом управлении выросло число пуштунов, в том числе и на севере. Пока еще можно говорить о равновесии сил, но ситуация меняется. Стрельба военных, в основном пуштунов, по невооруженной демонстрации таджиков и хазарейцев может нарушить наблюдаемый в Афганистане «вооруженный нейтралитет».
Сейчас все афганские общины имеют собственные вооруженные милиции или по крайней мере в состоянии их быстро организовать. Кроме того, они широко представлены в армии, полиции, и их лояльность своим общинам обычно выше лояльности государству. Обострение отношений между ними может привести к началу открытого противостояния.
Внешние игроки
В Афганистане все это прекрасно понимают. Ни у одной общины нет абсолютного доминирования. Наверное, это основное следствие всех афганских политических событий последних 40 лет. А если говорить о результатах американского присутствия с 2001 года, то общины при всех противоречиях все же взаимодействуют друг с другом. Но им для этого нужен модератор, посредник. Сегодня таким посредником выступают США, от которых зависит финансирование государственного аппарата, включая армию и силы безопасности.
Но для американцев это несомненное обременение. Они хотели бы, чтобы система стала самоподдерживающей, как в западных обществах. Но это оказалось невозможным. На Востоке конкуренция между общинами не позволяет наладить обычное для Запада взаимодействие. Всегда есть подозрения, что кто-то стремится к доминированию.
Поэтому сейчас все пытаются найти новый компромисс. После событий 2 июня это очень важно. Национальные меньшинства фактически заявили о своем неудовольствии происходящими процессами — приглашением Хекматиара, примирением с талибами. Все эти шаги ведут к ослаблению их позиции, они опасаются, что пуштуны в один момент попробуют взять всю власть в свои руки.
Межобщинные противоречия в Афганистане опасны еще и на фоне обострения международной обстановки. Хотя основные события происходят на Ближнем Востоке, но нельзя забывать, что Иран — один из главных игроков на афганской политической сцене. Любые проблемы в его отношениях с арабским суннитским миром не могут не сказаться на ситуации в Афганистане.
У США, Пакистана, Ирана, России, Китая, государств Центральной Азии в регионе разные интересы. Но все же пока нет оснований говорить о возврате в 1990-е годы, когда противоречия между внешними силами поддерживали внутриафганский конфликт. Новым фактором стало возросшее присутствие Китая и его усилившееся влияние на страны региона, в частности Пакистан.
Между прочим, включение Пакистана и Индии в состав Шанхайской организации сотрудничества, которое прошло на саммите ШОС в Астане, лишний раз подтверждает роль Китая в снижении накала межрегиональных противоречий.
Если говорить о движении «Талибан» как основном препятствии на пути межафганского урегулирования, то преодоление этого препятствия во многом зависит от Пакистана. На это продолжают указывать афганские власти, всячески критикуя Исламабад. Если согласиться с этим утверждением, тогда возможности Китая оказать влияние на пакистанское руководство будут иметь особое значение.
Безусловно, путь к урегулированию в Афганистане связан с включением в процесс всех значимых участников, включая, наверное, и талибов. Но беспокойство национальных меньшинств также можно понять. Очевидно, что обеспечить мир можно лишь при соблюдении баланса интересов разных общин. Даже самые демократические выборы, к сожалению, здесь не помогут.