Весной 2023 года главные ожидания относительно развития событий вокруг Украины были связаны с перспективой активизации военных действий и возможного изменения военно-политической ситуации в зависимости от хода ведения боевых действий. Главным образом речь шла о контрнаступлении украинской армии, подготовка к которому активно шла последние несколько месяцев. Понятно, что для обеих сторон цена вопроса очень велика. Тем более, что борьба идет не только за победу на поле боя, но за преимущество позиции на будущих переговорах. И чем больше представители сторон утверждают, что переговоры возможны только на заявленных ими условиях, тем очевиднее, что таким образом они обозначают максимум своих требований.
При любом торге, политический не исключение, важно с чего-то начинать. Собственно, это и определяет содержание текущего политического момента. Скорее всего, Россия уже не может победить на поле боя. Хотя остается открытым вопрос, что, собственно, может для нее считаться победой в такой необъявленной ею войне. Достаточно ли для этого будет удержать занимаемые сегодня ею территории Украины или она собирается воевать, как минимум, за те из них, которые уже присоединила к себе на референдумах прошлого года? Но тогда ей надо наступать, чтобы захватить оставшиеся под контролем Украины территории Запорожской, Херсонской, Донецкой и Луганской областей. Хотя в этом может быть уже и нет необходимости.
Однако в любом случае наступать российская армия уже явно не в состоянии, тем более на широком фронте. Отдельные наступательные действия еще происходят, но в целом на фронте Россия перешла к стратегической обороне. Соответственно, сегодня это и определяет ее приоритеты в этой войне. В Москве хотели бы зафиксировать общую ситуацию на текущем моменте и на этой основе, собственно, и приступить к переговорам.
Поэтому в России приветствуют все предложения о переговорном процессе, которые, естественно, предполагают, как минимум, зафиксировать статус-кво. Среди них весьма показателен предложенный Китаем мирный план. Он предусматривает прекращение боевых действий, снятие односторонних санкций и прямой диалог Москвы и Киева. Очевидно, что в китайском плане именно эти два пункта из общего числа 12 как раз в большей степени устраивают Россию, чем Киев. Если остановить боевые действия прямо сейчас, это означает зафиксировать позиции сторон по текущей линии фронта. Это не может устроить Украину. Тем не менее, она все равно проводит консультации с Пекином. 26 апреля 2023 года президент Владимир Зеленский говорил по телефону с председателем Си Цзиньпином. В мае 2023 года в Киев приезжал спецпредставитель по делам Евразии Ли Хуэй. Но китайский план Киев все равно не устраивает. Потому что его принятие означало бы согласиться с потерей территорий.
При этом в России, скорее всего, считают, что зафиксировать статус-кво на фронте уже означает для нее пойти на компромисс. Потому что таким образом она как бы отказывается от ранее аннексированных ею территорий четырех украинских областей. Причем, их принадлежность России уже внесена в ее конституцию. Но в то же время Москва сохраняет за собой территории по левому берегу Днепра и занятую в ходе этой войны часть Донбасса.
Такая комбинация дает возможность России как-то попытаться сохранить лицо перед внутренней аудиторией, что немаловажно для восточной политики. Кроме того, она получает возможность снабжать Крым водой из Днепра, а также приобретает сухопутный коридор из Крыма в остальную Россию. Так что российская сторона в настоящий момент полагает статус-кво необходимым для нее условием для мира, который должен устроить, конечно, не Украину, но хотя бы поддерживающие ее страны Запада. Ради этого она готова забыть об аннексированных территориях в Херсонской, Запорожской и Донецкой областях.
Понятно, что это не может устроить Киев. Хотя нельзя не отметить, что за последние месяцы риторика украинской стороны несколько изменилась. Особенно стоит обратить внимание на тезис, что войну можно выиграть не только военными, но и дипломатическими способами. Тем не менее, подход Украины к возможному урегулированию остается неизменным. Он предполагает освобождение всех занятых Россией территорий. Причем, речь уже идет не только о землях, занятых после 24 февраля 2022 года, но также и о Крыме и той части Донбасса, которая до февраля 2022 года составляла территории ДНР и ЛНР.
Так что налицо две заявленные позиции противоборствующих сторон, которые, по сути, взаимно исключают друг друга. С этим они и подходят к весьма чувствительному моменту, связанному с ожиданием украинского наступления. В ходе него Украине важно добиться максимально возможного успеха и попытаться вернуть потерянные ранее территории, желательно все. В то время как Россия, напротив, должна попытаться остановить украинское наступление и удержать как можно больше территорий. Собственно, между этими позициями и находится возможное решение вопроса об исходе этой войны. Поэтому и Украина, и Россия будут в ближайшее время прилагать все усилия, чтобы попытаться обеспечить свое понимание будущего соглашения.
Все будет решаться на поле боя. Причем, исход противостояния на этот раз не совсем очевиден. У России было полгода, чтобы подготовить линии обороны на ключевых направлениях. В частности, в СМИ утверждается, что на наиболее вероятном направлении украинского наступления в Запорожской области у российской армии может быть до 6 линий обороны наряду с минными полями. Здесь самый уязвимый участок фронта примерно в 300 км. длиной. Потому что у российских позиций не такая большая стратегическая глубина, всего 100 км. до берега Азовского моря. Тем не менее, ее прорыв может потребовать от украинской армии огромных усилий и больших потерь.
Характерно, что в этой войне оборона в общем и целом превосходит наступление. Классическая комбинация заключается в том, кто кого, щит или меч. В определенные моменты истории появление новых вооружений обеспечивает решительное преимущество в области нападения или защиты. Например, в первую мировую войну массовое применение пулеметов на определенный период времени сделало невероятно высокой цену пехотных атак. Стороны несли огромные потери, штурмуя укрепленные линии обороны и продвигаясь ценой этих потерь максимум на считанные километры. Поэтому война тогда зашла в тупик.
В этой войне мы снова увидели позиционные бои высокой интенсивности и штурмы с использованием главным образом пехоты. Российские войска таким образом штурмовали подготовленные позиции украинских войск на Донбассе. Очевидно, что опыт обороны украинцами городских агломераций в Донбассе выглядит весьма впечатляющим. В частности, российской армии и отрядам наемников потребовалось 8 месяцев ожесточенных штурмов города Бахмут с его весьма сомнительной стратегической ценностью. Потому что после него российская армия выходила на еще более укрепленные позиции украинцев в городах Часов Яр, Славянск и Краматорск.
Битва за Бахмут как раз сильно напоминает первую мировую войну и те обстоятельства, которые сделали тогда невозможными маневренную войну. В тот раз воевала главным образом пехота, которая несла тяжелейшие потери, штурмуя много месяцев при поддержке артиллерии одни и те же позиции. В этом смысле Бахмут в этой войне является чем-то вроде Вердена, Соммы или Ипра, где соперничающие войска годами истощали силы друг друга. При этом характерно, что танков тогда еще не было или их было совсем немного, авиация была многочисленной, но в основном она состояла из истребителей, а не бомбардировщиков. Поэтому это была война пехоты и артиллерии.
Показательно, что в этот раз на фронте почти не применяется авиация и сравнительно мало используются танки. Россия только отчасти может применять авиацию из-за украинского ПВО. Хотя у нее появились планирующие бомбы, но все-таки это не может кардинально повлиять на ситуацию на поле боя. В свою очередь у Украины осталось немного авиации. Правда, она может рассчитывать на обещанные ей 20 мая на саммите G-7 американские истребители-бомбардировщики F-16. Но речь пока идет только об одной эскадрилье (от 12 до 24 самолетов), которые могут быть поставлены к осени 2023 года и пилотов нужно еще научить ими пользоваться.
Украина получила также от Польши и Словакии советские истребители-бомбардировщики Миг-29, но их тоже немного. При этом российское ПВО сохраняет свой немалый потенциал, в основном против авиации. При этом российская армия сталкивается с трудностями в прикрытии многих объектов от ударов беспилотников. В целом ограниченное использование ударных возможностей авиации является характерной особенностью этой войны. Здесь ПВО оказалось важнее авиации.
Достаточно ограниченные возможности у обеих сторон в использовании танков. Россия довольно много их потеряла в ходе своего неудачного наступления на севере Украины в 2022 году, а затем в ходе своего поражения под Харьковом. Разные наблюдатели говорят в среднем о 2 тыс. потерянных танков. 460 из них в разном техническом состоянии были захвачены украинцами. Хотя, конечно, есть и более радикальные оценки относительно танковых потерь с обеих сторон. У Украины также были большие потери танков в ходе этой войны. Согласно одному из мнений, Украина вступила в войну с 800 танков Т-64, из них были уничтожены минимум половина. Еще примерно 300 советских танков Т-72 Украине поставили Польша и Чехия.
Если исходить из логики щита и меча, то танки советского образца с обеих сторон, по сути, не выдержали испытания современными противотанковыми комплексами. Особенно это характерно для российской армии. Ей пришлось столкнуться с американскими ПТРК «Джавелинами» и британскими NLAW. Удар тандемным кумулятивным снарядом в незащищенную верхнюю проекцию башни танка сыграл роковую роль в судьбе самых массовых танков Т-72 и его более новой модели Т-90.
Но и у России есть свои ПТРК, например, «Корнет» с тандемной боеголовкой. Хотя он не может бить сверху по верхней проекции танка и его нельзя использовать по принципу «выстрелил и забыл», как «Джавелин». Но для украинских танков российские ПТРК все равно весьма опасны, особенно если их достаточно много. В частности, они активно использовались в Сирии против турецких танков немецкого производства «Леопард», а также в Ливане в 2006 году против израильских «Меркав». Понятно, что при наступлении на подготовленную оборону потери наступающей стороны в технике будут значительными.
При этом для планируемого наступления Украине с Запада поставили больше 300 танков. Но среди них есть легкие французские колесные танки АМX-10, а также словенские М-55, которые являются модификацией старого советского Т-55. Больше всего поставлено немецких танков «Леопард» разных модификаций из разных стран. Их больше 50, но меньше 100. При этом есть еще ранние модификации «Леопард-1». Например, Германия собирается поставить в 2024 году 100 таких танков. Кроме этого, Великобритания поставила 14 танков «Челленджер». В любом случае западных танков не слишком много.
Более тяжелые западные танки превосходят советские машины. Хотя ранние модификации отличаются по многим параметрам. Но все-таки их не так много для прорыва эшелонированной обороны, насыщенной противотанковыми средствами. К тому же, теоретически механизированные подразделения с танками нужны для развития наступления вглубь обороны уже после ее прорыва в слабом месте с тем, чтобы ее обрушить. Примерно так, как это произошло в Харьковско-Балаклейской операции украинской армии в сентябре 2022 года.
Понятно, что в российской армии также готовятся к украинскому наступлению. Они должны были сделать выводы из не очень позитивного для них опыта этой войны. Поэтому они строят линии укреплений, минируют все что возможно и явно готовят в тылу резервы для нейтрализации возможных прорывов украинской армии. В западных СМИ появлялись оценки российской группировки в Украине в 377 тыс. военнослужащих и еще 20 тыс. солдат Росгвардии. Согласно другим оценкам непосредственно на линии фронта находится 200 тыс. военнослужащих. В то время как западные страны подготовили для наступления 20 украинских бригад. Это эквивалентно 6-7 механизированным дивизиям западного образца и может составить от 60 до 75 тыс. военнослужащих. Но самое главное, что сегодня инициатива находится у Украины и они могут применить эти и другие свои войска для удара в любом направлении.
В то время как российских войск все-таки не так много для ведения позиционной войны на фронте длиной больше 1 тыс. километров. Недостаточно построить 6 оборонительных линий, для них нужны подготовленные войска. Еще более подготовленные части необходимы для стратегических резервов, чтобы реагировать на возможные прорывы противника. Какая сегодня ситуация с подготовкой войск у российской армии остается неизвестным. Слишком много было потерь кадровых военных за 15 месяцев войны и слишком много мобилизованных в составе армии.
При этом у России существуют объективные сложности в осуществлении маневра силами вдоль весьма протяженной линии фронта. Между западной, условно приморской группировкой, и войсками в Донбассе существует узкое горлышко железнодорожных путей вдоль Азовского моря через Мелитополь. Эта дорога в принципе находится в пределах досягаемости украинских ракетных комплексов. От линии фронта это около 70 км. Помимо известных американских Himars это еще и управляемые бомбы GLSDB, а также новые британские ракеты Storm Shadow.
Так или иначе, но Украина в принципе может оказывать воздействие на железнодорожное и автомобильное сообщение в занятых российскими войсками приморских районах. В первую очередь это означает очевидные трудности для снабжения находящихся к северу от Крыма между Днепром и Мелитополем российских частей. Хотя есть еще железная дорога через Крымский мост и собственно Крым. Но и там периодически происходят инциденты, последний был в мае с железной дорогой у Джанкоя. Очевидно, что в случае начала своего наступления Украина попытается нарушить железнодорожное сообщение также и через Крым.
Но с точки зрения ведения активной обороны имеет значение, что в случае возникновения необходимости российской армии будет весьма затруднительно быстро перебрасывать части с восточной части своего фронта на западный и обратно. При этом у украинской армии гораздо больше возможностей для маневра войсками. Она может использовать развитую сеть железных дорог в своем ближайшем тылу. Кроме того, российский фронт по дуге охватывает украинские позиции. Соответственно, России придется долго везти войска от условного Купянска до условной Каховки.
В то время, для украинской армии переброска войск от условного Херсона до условного Купянска потребует гораздо меньше времени. Осенью прошлого года украинская армия быстро и неожиданно для противника перебросила войска с правого берега Днепра к Балаклее и провела самую успешную наступательную операцию в этой войне. Поэтому оборонительные позиции российской армии не выглядят слишком надежными. Они растянуты на тысячекилометровом фронте. Для обеспечения необходимости плотности обороны которого войск явно недостаточно. В то время как украинцы могут сосредотачивать войска в том или ином месте фронта и быстро перебрасывать подкрепления по внутренним линиям коммуникаций в случае, если наметился успех в прорыве какого-то участка обороны противника.
В определенной степени можно провести параллели с той же первой мировой войной. В мае-сентябре 1916 года Юго-Западный фронт русской армии под командованием генерала Алексея Брусилова провел наступление против войск австро-венгерской армии на территории современной Украины. К этому моменту в западной части фронтов этой войны чаще использовалась практика концентрации войск и артиллерии на направлении главного удара. Так проходили наступления немцев под Ипром, Верденом, англичан на Сомме. Пока наступающие войска прорывали линии обороны, обороняющиеся успевали перебросить резервы. В результате начиналась борьба на истощение сил сторон. К примеру, под Верденом за 8 месяцев в 1916 году французы потеряли 377 тыс. человек, из них 162 тыс. убитых, а немцы 337 тыс. человек, 143 тыс. убитых. В определенной степени Бахмут это практически Верден этой войны.
На восточных фронтах первой мировой войны наступления могли приводить к более заметным результатам. В 1914 году русская армия сначала заняла большие территории Австро-Венгрии, затем вынуждена была отступить. В 1915 году немецкая армия заняла Польшу, нанеся серьезное поражение русской армии. В 1916 году линия фронта стабилизировалась. В июне 1916 года генерал Брусилов организовал наступление на австро-венгерскую армию сразу по 13 направлениям. Впоследствии это назвали Брусиловским прорывом. Когда обнаружились слабые места в обороне, туда были направлены резервы. В результате австро-венгерский фронт посыпался. Командование австро-венгерской армии вынуждено было перебросить войска с других фронтов, а также немецкие части из Франции с тем, чтобы остановить наступление русских войск.
В результате австро-венгерская армия к исходу лета 1916 года потеряла 750 тыс. человек, из них 380 тыс. пленными. Русская армия потеряла около 500 тыс. человек. По итогам всей операции австро-венгерские и немецкие войска по разным оценкам потеряли от 1 млн. до 1,5 млн. человек убитыми, раненными и пленными. В то время как потери русских войск составили от 700 тыс. до 1 млн. человек. Огромные потери были связаны с использованием больших масс пехоты для прорыва эшелонированной обороны в условиях массового применения пулеметов и артиллерии. При этом транспортные возможности были ограничены, войска в зоне боевых действий передвигались пешим ходом. Еще не было крупных механизированных подразделений, которые стали определять ход боевых действий во второй мировой войне.
С точки зрения условий нынешней войны этот пример может иметь значение с точки зрения выбора украинцами тактики ведения своего наступления. У них в наличие крупные механизированные подразделения, подготовленные при помощи стран НАТО и есть возможность осуществления маневра по внутренним железнодорожным коммуникациям. Соответственно, можно предположить, что украинская армия попытается серией ударов нащупать слабое место в российской обороне, как это делала Брусилов. Если получится прорыв в том или ином месте они быстро перебросят туда войска и введут в прорыв крупные механизированные силы.
Лучше всего для использования такой тактики подходят степные территории Южной Украины. Поэтому вполне логично напрашивается вывод об ударе в направлении к морю. Но здесь их ожидает наиболее подготовленная российская оборона. Соответственно, ударов может быть много, на разных направлениях. Если даже они не приведут к немедленному успеху, но они вынудят российскую армию быстро истощить резервы.
При отсутствии возможности для быстрого маневра силами вдоль линии фронта, россияне фактически вынуждены создавать резервы на каждом потенциально опасном направлении. Вместо концентрации сил они растягивают их вдоль всей линии противостояния. Между прочим, именно с этим, скорее всего, связано нападение на Белгородскую область 22 мая людей, которые называют себя Российский добровольческий корпус. Даже если это так, но пришли они с территории Украины.
Соответственно, это событие стоит рассматривать в контексте готовящегося украинского наступления. Смысл здесь может заключаться в том, чтобы обозначить угрозу пограничным российским регионам и тем самым вынудить Россию усилить их защиту. Это предполагает необходимость держать в приграничных областях какие-то воинские части, которых таким образом не будет на основном фронте.
В определенной степени это зеркальный ответ Украины на события прошлого года. Тогда в разгар своего наступления летом 2022 года Россия создавала угрозу вторжения с территории Беларуси. Своей воинственной риторикой ее поддерживал президент Беларуси Александр Лукашенко. Это вынуждало Украину держать войска на севере. Хотя в основном это были части территориальной обороны. Но в любом случае для нейтрализации возможного вторжения необходимы были войска, артиллерия и снаряды, которых не хватало на фронте под условным Лисичанском. Теперь уже России придется думать об усилении своих сил в приграничных областях. Таким образом украинцы сковывают еще какую-то часть российских войск.
Помимо этого в последнее время усилились обстрелы украинцами линий коммуникаций, топливных хранилищ и расположений российских войск в тыловых районах. Это явно выглядит как предварительная подготовка условий для наступления. Кроме того, украинцы таким образом оказывают давление на морально-психологическое состояние российских военных. Очевидно, что в этой войне у украинских солдат гораздо более высокая мотивация, чем у российских, даже с учетом преобладания в составе обеих армий мобилизованных солдат.
Понятно, что и для обороны, и для наступления уровень мотивации военных очень важен. В частности, от этого зависит устойчивость даже самых подготовленных оборонительных позиций. Между прочим, идеологически наиболее мотивированные представители российских национал-патриотических кругов весьма критически высказываются о подготовке войск к обороне и мотивации российских солдат и офицеров. В частности, они отмечают, что в ходе зимнего российского наступления на укрепленные украинские позиции на Донбассе была фактически потеряна подготовленная и мотивированная пехота.
Если еще обратиться к опыту Брусиловского прорыва, то его успех во многом связан был не только с тем, что удар по многим направлениям застал австро-венгерскую армию врасплох. Свою роль также сыграло то, что эта армия состояла из многих национальных формирований с разной степенью устойчивости. Например, лояльность чешских и словацких полков вызывала у австрийского командования сомнения в связи с тем, что до 1916 года среди них было много перебежчиков на сторону России. Впоследствии из них сформировали чехословацкий корпус.
Кроме того, были отдельные полки из немецких австрийцев, венгров, боснийских мусульман, итальянцев, румын, хорватов, словенцев. При этом в той войне Италия и Румыния воевали против Австро-Венгрии. И хотя австро-венгерская армия создала три линии обороны с минными полями, колючей проволокой, бетонными дотами, сплошными линиями траншей, занимавшие их подразделения заметно отличались друг от друга по боевым качествам и особенно мотивации. Понятно, что, к примеру, у немцев и венгров была другая мотивация, чем у румын и итальянцев. Среди славянских народов Австро-Венгрии были довольно популярны идеи панславизма и отмечался высокий уровень симпатии к России. В результате атака армии Брусилова на широком фронте привела к прорыву сразу на нескольких участках. Стабилизировать фронт удалось после переброски немецких войск, а также преимущественно австрийских немецких частей с итальянского фронта.
Современная российская армия весьма разнородна по своему составу. Конечно, не в этническом плане, хотя в ней есть чеченские формирования и добровольческие батальоны из национальных республик РФ. Более важно, что армия состоит из разных по качеству военных частей. Некоторые из них относятся к регулярным войскам, которые пополнили мобилизованными. Другие это бывшие части ДНР и ЛНР. Есть еще наемники из формирований «Вагнер», «Редут» и других. Отдельную группу составляют формирования БАРС (боевой армейский резерв). Можно также выделить вновь сформированные части, состоящие почти исключительно из мобилизованных. У них нет или очень мало тяжелого вооружения. Критики называют их стрелковыми полками.
Разное качество войск предполагает разный уровень устойчивости в условиях ведения оборонительных действий. Причем, самым сложным является даже не стойкость частей при обороне занимаемых позиций. Более существенным является их стойкость в условиях, если наметится прорыв на каком-то участке фронте. Это очень важно именно на приморском театре военных действий. Потому что здесь любой прорыв в любом месте может привести к обрушению всего фронта.
Можно вспомнить белого генерала Якова Слащева, который воевал в этих местах в 1920 году. Он писал, что защищаться в Северной Таврии практически невозможно. Потому что прорыв наступающего противника с севера приводит его или к Перекопу, или к Азовскому морю. Поэтому те войска, которые находятся на других участках, например, напротив Херсона, сразу оказываются под угрозой окружения. Так, 29 октября 1920 года красные ударили по встречным направлениям от Каховки и Никополя и почти сразу же оказались у Перекопа. 30 октября штаб белых передал приказ своим войскам прорываться в Крым. Хорошо мотивированные части белых из добровольцев и казаков прорвались с боями, хотя и понесли тяжелые потери.
У белых из армии генерала Петра Врангеля в 1920 году было мало солдат, чтобы защищаться на линии от нижнего течения Днепра через Каховку, Никополь, Гуляй-поле, Орехов и до Мелитополя. У российской армии, которая стоит почти на тех же позициях, солдат больше и возможностей тоже. Но правило остается прежним. Любой прорыв угрожает обрушением всей линии фронта.
Между прочим, украинцы сегодня отрицают планы наступления через Днепр, где в 1920 году красные создали на левом берегу Каховский плацдарм, с которого и начался их прорыв белых позиций. Сегодня украинцы утверждают, что у них нет сил и средств для переправы через Днепр. Но в России не могут быть в этом полностью уверены. Тем более, что страны НАТО поставили Украине в том числе и инженерное оборудование для организации переправ через реки. Поэтому Россия должна держать войска сравнительно недалеко от левого берега Днепра с тем, чтобы не дать украинцам создать здесь плацдарм. Но это означает, что войска находятся под ударами украинской артиллерии с высокого правого берега Днепра. Современные гаубицы западного производства могут стрелять до 30 км. При этом дальность стрельбы снарядами «Эскалибур» может достигать 40 км. В принципе Украина может, если не создать плацдарм на левом берегу, то обозначить такую возможность.
Естественно, что Россия попытается этому помешать. Для этого российская армия готовит резервы, которые должны контрударами остановить украинское наступление. Но, если удары будут следовать по многим направлениям, то встанет вопрос, куда надо направить наиболее боеспособные резервы. Напомним, что по объективным причинам возможность маневра резервными силами между приморским и донбасским фронтами весьма затруднена. То есть, России надо создать сразу несколько крупных группировок для борьбы с наступлением противника. Но для этого у нее нет достаточно людей и техники. Все-таки слишком большой фронт.
Естественно, что никто не знает, как именно будут развиваться события с украинским наступлением. Сможет ли украинская армия добиться серьезных успехов и что, собственно, надо понимать под таким успехом? Понятно, что украинцы хотели бы максимально возможного продвижения, чтобы реализовать свою политическую задачу возврата всех территорий, чтобы на них не осталось ни одного российского солдата. Об этом постоянно говорят их представители. Но насколько это в принципе возможно?
Многое здесь зависит от возможностей российской армии удержать фронт. Понятно, что до начала украинского наступления об этом сложно судить. Но особенность ситуации заключается в том, что, если украинцы не смогут добиться какого-то быстрого успеха и российский фронт не развалится, как это было под Харьковом, тогда начнется борьба на истощение сил сторон. Украинцам придется продавливать оборону российских войск. Это, конечно, будет не совсем Бахмут наоборот, но что-то очень похожее, просто в других масштабах.
Как это ни парадоксально, но может быть, что Россия сознательно отдает инициативу Украине. В первую очередь потому, что у нее нет ресурсов для продолжения наступления. Но также важно, что в настоящий момент у нее уже нет в этой войне ни стратегических целей, ни тактических задач, которых можно было бы достичь с помощью наступления. Сейчас ее тактические задачи связаны с удержанием занятой территории. Соответственно, если Россия больше не наступает и отдает стратегическую инициативу противнику, тогда получается, что в стратегическом плане она стремится выйти из этого конфликта.
Если согласиться с этим тезисом, тогда России необходимо истощить силы украинцев с тем, чтобы ситуация на фронте зашла в тупик. Потому что только реальный тупик в войне создаст условия для замораживания конфликта. В свою очередь только его замораживание обеспечит возможность для поиска какого-то компромисса. Причем, в случае с этой войной для России важнее договориться с Западом, чем с Украиной.
В Киеве это прекрасно понимают. Поэтому на всех уровнях говорят, что нельзя замораживать этот конфликт. Поэтому заявляют о необходимости больших поставок оружия, включая ракета большой дальности и истребители. Со своей стороны Запад, безусловно, готов поддерживать Украину. В мае на саммите G-7 было заявлено, что развитые страны будут делать это столько, сколько потребуется. Но при этом поставки оружия все-таки растянуты по времени и несколько ограничены по количеству. Например, американские танки «Абрамс» прибудут осенью 2023 года, но в количестве 30 штук. Дополнительные «Леопарды-1» поступят в 2024 году в количестве 100 штук. Истребители-бомбардировщики F-16 будут только осенью и всего одна эскадрилья.
В то же время весьма активно осуществляются поставки комплексов ПВО, так как это оборонительное оружие. Запад явно хочет ограничить возможности России использовать крылатые ракеты для оказания давления на Украину. Характерно, что в мае 2023 года Россия нанесла особенно много ударов по украинским городам. При этом зимой у этих ударов была некоторая логика, связанная с попыткой уничтожить энергетическую инфраструктуру. Сегодня же это именно оказание давления. С военной точки зрения более логичным было бы нанесение ударов по мостам через Днепр, что позволило бы ограничить поставки для левобережной Украины и украинской армии на фронте.
Если задаться вопросом, для чего Россия наносит удары по городам Украины, то можно попытаться посмотреть на ситуацию как раз в контексте предположения о ее стремлении выйти из конфликта. Потому что, потеряв возможность проводить наступление, Москва с помощью ракетных ударов стремится продемонстрировать, что она, условно говоря, все еще в игре. Россия хочет заставить с собой считаться, как с некоторой угрозой, но не для достижения военных целей, а скорее для политических. Потому что, если допустить идею о будущей возможной заморозке войны в тот момент, когда она зайдет в тупик, тогда для следующего, политического этапа, стороны должны будут предъявить аргументы в пользу своей позиции.
Конечно, все зависит только от украинцев. В этой войне именно своим сопротивлением они на разных этапах убеждали Запад оказывать все большую поддержку оружием и деньгами. Если бы они не смогли удержаться весной 2022 года, то летом не приехали бы «Хаймарсы». Потом они убедили поставить танки, теперь самолеты и ракеты дальностью до 300 км. Летом 2023 года они должны будут показать свои возможности при наступлении.
Но все-таки общая ситуация по сравнению с прошлым годом изменилась. В связи с тем, что Россия отдала стратегическую инициативу и явно стремится выйти из конфликта, на глобальном уровне начинает действовать несколько другая логика. Потому что одно дело не дать России завоевать Украину и в целом не позволить проводить политику реваншизма на пространстве бывшего СССР. И совсем другое дело это возникновение какого-то особенно острого кризиса в самой России вследствие фактического поражения в этой войне. Естественно, что заявленная реализация Украиной задач по освобождению всех оккупированных территорий, включая Крым и Донбасс, будет считаться поражением.
Хотя даже если заморозить конфликт прямо сейчас, все равно для России складывается весьма невыгодная ситуация. Потому что останутся все введенные против нее санкции. В то время как относительно успешным выход из конфликта для нее был бы в том случае, если бы Москве удалось добиться хотя бы частичного их снятие. Но это невозможно без торга об условиях возможного урегулирования. Конечно, в России предпочли бы остаться на нынешних позициях. Не только потому, что власти могут подать это собственному обществу как победу, но также и потому, что тогда в ее руках будет находиться предмет для вероятного торга. Конечно, не сейчас, а в некоей среднесрочной перспективе.
Здесь надо отметить, что за 15 месяцев войны в России не предприняли попытку перехода к мобилизационной экономике. В свою очередь такая попытка могла бы означать усиление государственной составляющей в управлении экономикой с возможной перспективой перехода к директивной, плановой экономике. В XX веке жесткие политические режимы, находящиеся в конфронтации с внешним миром, обычно стремились к автаркии, по возможности полному самообеспечению в экономике.
В России есть весьма влиятельные круги в политике и экономике, которые выступают за большее участие государства. Среди них, например, нынешний министр ЕАЭС Сергей Глазьев. Но за все время в Москве даже не попытались использовать ни соответствующую риторику, ни связанную с ней практику. Более того, рыночная экономика рассматривается здесь в качестве средства решения многих проблем, возникших в связи с санкциями.
По сути, у управления экономикой в России находятся условные «рыночники», а в управляющей элите много крупных бизнесменов. В этом важное отличие ситуации от времен холодной войны, когда главную роль играла идеология. Если же с обеих сторон конфликта находятся страны с рыночной экономикой, то волей-неволей начинается подсчет прибылей и убытков даже в самом идеологизированном на первый взгляд конфликте. Для бизнеса свойственно фиксировать убытки, если что-то пошло не по плану, или прибыль, если она, конечно, есть. В данном случае для России речь идет о фиксировании убытков. Естественно, что и торг по возможным условиям этого также является частью процесса.
Собственно, для западных стран также выгодно, чтобы власти в России продолжали ориентироваться на рыночные отношения. И дело даже не в том, что в наше время практически невозможно повторить тот путь к директивной экономике и автаркии, который прошел СССР в 1930-ых годах. Тогда Иосиф Сталин путем жесточайших репрессий смог сконцентрировать все ресурсы страны и направить их на индустриализацию.
Но ключевым условием тогда была готовность Запада продавать СССР оборудование. В середине 1930-ых годов СССР импортировал до 50% всей продукции станкостроения в мире. Американцы поставили под ключ основные металлургические и машиностроительные заводы, например, Сталинградский и Харьковский тракторные, Магнитогорский металлургический и многие другие. Некоторые из них сначала строили в США, затем разбирали и перевозили затем в СССР и собирали на месте американские рабочие и инженера. Это было время Великой депрессии и продажи в СССР обеспечивали американцам рабочие места.
Сегодня повторить этот путь будет очень сложно. Россия находится под санкциями и сталкивается с трудностями в импорте промышленного оборудования. Поэтому маловероятно, что вообще можно вернуться к государственной экономике. Хотя в самой России национал-патриотические круги выдвигают к российской власти претензии, почему не проводится ревизия строительных проектов с тем, чтобы остановить ненужные и сконцентрироваться на военном производстве. Их беспокоит также, почему не проводится полномасштабная мобилизация людей и техники.
Тем самым они исходят из логики времен СССР, когда тотальная мобилизация общества и экономики была главным способом компенсации каких-либо недостатков в управлении или технологиях. Так, летом 1941 года в СССР в приграничных сражениях потеряли всю кадровую армию. Но смогли мобилизовать новую, которая в свою очередь фактически была потеряна в боях осенью 1941 года. Но к зиме была сформирована новая армия, которая разбила немцев под Москвой.
Однако для этого нужна другая модель государственного устройства, которая опиралась бы и на директивную экономику, и на мощный репрессивный аппарат. В российской «Новой газете» писали, что за годы войны военными трибуналами в СССР было осуждено 2,5 млн. человек, из них приговорено к расстрелу 157 тыс. человек. Это не считая тех, кто был без суда расстрелян заградотрядами, органами СМЕРШ. Для сравнения в армии США были приговорены к смерти 146 человек, Франции 102 человека, Великобритании 40. В Германии с 1 сентября 1939 года по 1 сентября 1944 года было расстреляно 7810 человек.
В определенной степени ЧВК «Вагнер» в своей деятельности использует элементы подобной практики. Очень жесткими мерами они вынуждают к самоубийственным действиям попавших к ним заключенных. Это заметно выделяется на общем фоне недовольства российских военных и мобилизованных. Благодаря интернету можно наблюдать их весьма многочисленные жалобы на действия командования, отсутствие вооружения, снабжения и участия в штурмах. Понятно, что в СССР во время войны это было бы невозможно и не только потому, что не было интернета и сотовых телефонов.
В этом контексте ЧВК «Вагнер» в этой войне выполняет свою определенную роль. Они, конечно, взяли ценой очень больших потерь Соледар и, скорее всего, Бахмут. Но в данном случае не это главное. По сути, руководитель «Вагнера» Евгений Пригожин демонстрирует возможность пойти по пути государственной модели с использованием репрессивного аппарата в условном сталинском духе. Последнее его интервью 23 мая журналисту Константину Долгову как раз дополнило его образ рассуждениями о мобилизационной экономике.
Вместе со склонностью к репрессивности Пригожин формирует образ государственника сталинского типа. Но этот образ он создает не для внутренней аудитории, а скорее для внешней. Можно предположить, что российские власти таким образом говорят Западу - вы что хотите, чтобы мы пошли по такому пути. Тем более, что среди многих рассуждений после его интервью были и такие, что Пригожин вроде бы метит на место президента.
Понятно, что странам Запада не нужно, чтобы в России пошли по такому пути. Но точно также им не нужно, чтобы Россия ослабла настолько, чтобы возникли условия для повторения ситуации с СССР, которая имела место в 1991 году. Хотя либерально настроенная российская эмиграция во многом рассчитывает именно на такой исход. Но у западных стран сегодня другая логика. И вопрос не только в том, что будет с ядерным оружием? Кроме этого, Запад наверняка интересует, какими будут отношения России и Китая?
Стоит обратить внимание еще и на то, насколько жестко западные страны преследуют олигархов, причем, не только российских, но и украинских. Хотя, казалось бы, что олигархи являются их естественными союзниками. Российские и украинские либералы 1990-ых годов полагали, что конкурентная борьба между олигархами проложит путь к конкурентной демократии. Но в итоге в обеих странах де-факто возникли олигархические республики в духе поздней Римской республики. В России это завершилось условным Октавианом Августом.
В Украине с 2015 года речь идет о институциональных реформах, при этом олигархов постепенно выводят за скобки уравнения. В России такие реформы явно невозможны. Но здесь можно развивать отношения внутри федерации. Перенос акцента с централизации на федерализацию создает условия для изменения характера российской государственности. Об этом говорил Евгений Примаков в 2015 году на заседании «Меркури-клуба», когда рассуждал о возможном выходе из крымской эпопеи.
Но для Запада также имеет значение, чтобы Россия сохраняла свой имидж относительной угрозы для Европы. Потому что, если победит условная модель мобилизационной экономики с репрессивным аппаратом, это будет реальная угроза. В то время, если повторится 1991 год с переходом к олигархической республике, тогда зачем европейским странам тратить до 2% от своего ВВП на оборону.
Так что есть основания полагать, что стороны в принципе уже готовы к выходу из конфликта, за исключением, конечно, Украины. При этом только от нее, от ее наступления, зависит окончательная конфигурация расположения сил сторон перед вероятно предстоящим замораживанием конфликта. Украине предоставили ресурсы для этого наступления, но не настолько много, чтобы иметь безоговорочное преимущество. Российская армия не в лучшем состоянии, но она все-таки способна удержаться. Вопрос где именно, на каких позициях?
Можно предположить, что российская армия оставит все-таки степи Причерноморья и отойдет в Крым. Но украинская армия в ходе наступления истощит свои запасы вооружения и особенно снарядов и остановится перед Перекопом. В Донбассе она также может наступать, но здесь это будет сделать сложнее сделать через городские агломерации и господствующие высоты. На Востоке фронт может пройти западнее Мариуполя. Главная интрига заключается в том, каким именно образом российская армия покинет степи Причерноморья, если покинет, конечно? С боями, с потерями, в том числе за счет окружений или она просто уйдет, как ушла из Херсона?
Потом фронт скорее всего остановится и какое-то время будут проходить позиционные бои. Собственно, это и будет стратегический тупик, когда российская армия не может и не хочет наступать, а украинская, безусловно, хочет этого, но у нее нет для этого достаточно оружия и боеприпасов. Стратегический тупик может продолжаться долго, но не бесконечно.
По крайней мере, во время образовавшейся паузы и будут искать какой-то компромисс. Но когда речь идет о компромиссе, значит, речь идет о торге. В условиях торга важно, что стороны могут предложить друг другу. Понятно, что в случае заморозки конфликта России нужно будет снять хотя бы часть санкций. При этом Западу важно, чтобы в России в принципе осталась рыночная экономика без попыток перехода к директивной модели с соответствующим репрессивным аппаратом. Поэтому предмет для будущего торга становится очевиден. Отмена некоторых санкций взамен компенсаций Украине и, возможно, что еще и взамен территорий, всех или какой-то их части.
Понятно, что такой диалог возможен только в других политических условиях в России. В этом связи стоит обратить внимание на то, что этой осенью в России должны будут определиться с кандидатурой на президентские выборы 2024 года. Очевидно, что тот, кто, возможно, согласится с условиями отмены санкций, будет весьма непопулярен в российском обществе. Возможно, что примерно настолько же, насколько был непопулярен французский президент Шарль де Голль, когда подписал Эвианские соглашения. Согласно ним Франция оставила Алжир, а алжирские французы и лояльные Парижу местные коллаборанты уехали во Францию.
Но это все только предположения. Реальная ситуация будет зависеть от того, что будет происходить на поле боя. Для Украины это исторический момент, чем-то он напоминает Великую Французскую революцию, особенно битву при Вальми в 1792 году. В этой битве с неоднозначными военными результатами регулярные австрийские и прусские войска не смогли справиться с французской армией из добровольцев и отступили. Обычные французы пошли в армию в ответ на призыв якобинцев «Отечество в опасности». Между прочим, в рядах пруссаков был Иоганн Гете. Он написал, «здесь и отныне началась новая эпоха всемирной истории, и вы вправе говорить, что присутствовали при ее рождении». Конечно, в нашем случае речь идет не о всемирной истории, а об истории постсоветского пространства. Но это уже немало, по крайней мере, для его жителей, кому бы они в этой войне не симпатизировали.