Вся история современной турецкой республики, начиная с момента ее образования в 1923 году, наполнена множеством ярких общественно-политических событий, которые в той или иной степени повлияли на дальнейший ход развития страны, а в отдельных случаях они приводили к кардинальным переменам. С этой точки зрения приход к власти в начале двухтысячных годов Реджепа Тайипа Эрдогана, несомненно, относится к числу таких переломных эпизодов прошлого. Как известно, за последние полтора десятилетия Турция под его руководством пережила весьма серьезную трансформацию. Это касается практически всех сфер жизни общества.
Прежде всего, что касается локальной повестки дня, за этот период турецкая экономика вошла в двадцатку крупнейших в мире по показателям ВВП. Данный индикатор в целом вырос более чем в три раза. Соответственно, значительно увеличились доходы и благосостояние граждан. Экономический подъем по праву может рассматриваться одним из ключевых достижений эрдогановской эпохи. Между прочим, указанный фактор также стал неким катализатором переосмысления турецким истеблишментом всей внешней стратегии государства. На сегодняшний день в международных делах Турция стремиться стать более самостоятельным игроком. И такая позиция временами даже вступает в жесткое противоречие с мнениями ее Западных партнеров по НАТО.
С другой стороны, несмотря на очевидные успехи в социально-экономической сфере, за годы правления Эрдогана резко обострились внутренние разногласия. На политическом поле произошла поляризация социума по идеологическим принципам. Здесь можно отметить несколько важных аспектов раскола.
Во-первых, наблюдается определенная тенденция усиления роли религии в государственной политике. Подобное вызывает недовольство светской части населения. Учитывая историческое прошлое, взаимоотношение государства с исламом всегда была весьма актуальной темой в Турции. Во-вторых, те же секуляристы, в своем большинстве выступающие за распространение Западного либерализма, критикуют нынешний режим, на их взгляд, за отсутствие прогресса в вопросах демократии. В этом плане основным камнем преткновения в последние годы стал переход республики от парламентской к президентской форме правления. Оппозиция с самого начала опасалась рисков концентрации власти в руках одного человека и ослаблении системы сдержек и противовесов, тем более что парламент контролируется партией Эрдогана, победившая на последних выборах в альянсе с националистами.
В свою очередь электоральная база Эрдогана главным образом состоит из консервативных и традиционных турков, которые в меньшей степени ориентированы на европейские ценности. Таким образом, та же проблема повышения статуса ислама может восприниматься данной группой в целом более позитивно. Аналогичное можно сказать и об отношении его сторонников к фактору сильного и жесткого лидера, который в том числе проявляется и во внешней политике страны. И подобного рода точек расхождения достаточно много. Показательно, что референдум 2017 года по принятию новой конституции еще раз подтвердил существующий глубокий разлом внутри турецкого общества. За предложенные реформы тогда проголосовали лишь чуть более 51 процента участвовавших в плебисците жителей.
При этом, как ни парадоксально, несмотря на все эти имеющиеся противоречия в обществе, Эрдоган фактически всегда выходил победителем из ситуации. За годы своего политического доминирования нынешний турецкий президент и его Партия справедливости и развития (ПСР) выиграли огромное количество разного рода голосований. Единственный случай имел место на парламентских выборах в июне 2015 года. ПСР впервые в своей истории не смог получить большинство мест в законодательном органе страны. Но тогда стороны не смогли договориться о создании коалиционного правительства, и вскоре были назначены новые выборы, на которых правящая партия довольно уверенно вернула себе контроль над парламентом. Тем самым, тот инцидент в некоторой мере выглядел небольшой осечкой власти.
Однако то же самое нельзя сказать относительно прошедших в марте прошлого года муниципальных голосований, которые закончились беспрецедентным для новейшей турецкой политики результатом. Напомним, в борьбе за кресла мэров кандидаты от правящей партии уступили оппозиционным политикам во многих регионах, в том числе в трех самых крупных администрациях – Стамбуле, Анкаре и Измире. Если последний город всегда считался оплотом оппозиции, где у правящей партии изначально объективно были низкие шансы на успех, то поражение в первых двух можно воспринимать действительно как знаменательное событие. С приходом Эрдогана к власти Стамбулом и Анкарой руководили исключительно выдвиженцы от ПСР. Что важно, для большинства сторонних наблюдателей такой результат не стал большой неожиданностью. Многие предвыборные опросы как раз предсказывали неблагоприятный исход для правительства в связи с заметным падением его рейтингов популярности.
В принципе, на первый взгляд итоги муниципальных выборов не должны преувеличиваться. По сравнению с теми же президентскими или парламентскими выборами они менее значимы в политическом плане. Тем более в мире имеется множество примеров, когда представители оппозиционных партий контролируют ключевые административные центры в стране. Так, мэром Нью-Йорка является демократ Билл де Блазио, а главой Парижа социалист Анн Идальго, градоначальником Лондона работает лейборист Садик Хан. Таким образом, сложившаяся на сегодняшний день ситуация в Турции в целом не представляется уникальной. Но, тем не менее, в турецких условиях присутствует своя местная специфика. С учетом данного нюанса картина начинает выглядеть совсем иначе.
Надо сказать, на Востоке традиционно большое значение имеет символизм. Следовательно, любой турецкий руководитель уделяет огромное внимание контролю над экономическими и политическими центрами государства – Стамбулом и Анкарой соответственно. В то же время Эрдогану важно поддерживать репутацию лидера, который практически никогда не проигрывает. Учитывая текущий баланс сил в Турции, здесь фактически любые голосования моментально превращаются в референдум о доверии правительству и Эрдогану лично. Таким образом, результаты местных выборов с самого начала приобретали ценность именно с точки зрения барометра текущего настроения электората.
Кроме того, нельзя забывать, что во многих традиционных восточных государствах концепция "центр-периферия" до сих пор сохраняет свою высокую актуальность. Иначе говоря, в подобных обществах продолжает существовать тенденция концентрации ресурсов в одном или нескольких центрах. Естественно, такая ситуация приводит к сосредоточению населения в этих точках. Указанная особенность свойственна и современной Турции. Так, на данный момент в Стамбуле проживает более 15 млн. человек, что составляет примерно 20% от всех жителей республики. Еще 5,5 млн. людей населяют Анкару. Следовательно, главы этих мегаполисов получают под свое управление огромные финансовые потоки, которые потенциально могут материализоваться в политический капитал. Между прочим, есть мнение, что в том же Стамбуле реализацию крупных инфраструктурных и социальных проектов, в своем большинстве получали частные компании, которые по разным причинам считаются весьма лояльными к действующему правительству. Примечательно, что новый мэр города от оппозиционной партии уже успел отменить некоторые ранее проведенные тендеры.
В конце концов, для населения в целом именно качество и эффективность государственных услуг на местах видится самым главным критерием в оценке работы властей. В данном контексте муниципальные выборы в некотором смысле становятся трамплином на пути к успеху на общенациональном уровне.
Персонально для Эрдогана важность того же Стамбула заключается еще в том, что его взлет по карьерной лестнице начался именно с этого места. Напомним, в девяностых годах прошлого столетия политик служил здесь мэром, где проявил себя как весьма сильный управленец. Его известные слова, сказанные по некоторым сообщениям еще в 2017 году, что "кто выиграет Стамбул, тот выиграет Турцию, и кто проиграет Стамбул, тот проиграет Турцию" наглядно свидетельствуют об его особом отношении к этому мегаполису. Важно подчеркнуть, в самом большом городе страны голосование проходило дважды. После первых выборов, когда стало известно о поражении кандидата от ПСР с отрывом лишь в 0,2%, фактически моментально правящая партия подала апелляцию, ссылаясь на некие нарушения в процессе подсчета голосов.
Высказывались различные мнения относительно мотивов такой стратегии правительства. Некоторые обращали внимание на тот факт, что первая реакция турецкого президента была относительно умеренной. Однако впоследствии он начал обвинять оппозицию в фальсификации и продвигать идею о необходимости перевыборов. В связи с этим отдельные обозреватели выдвигали версию о том, что на подобный шаг Эрдоган мог пойти главным образом под влиянием своего окружения. Прежде всего речь шла о министре финансов и по совместительству старшего зятя турецкого лидера Б.Альбайраке, являющимся выходцем из очень влиятельной и богатой семьи. В данном контексте как раз бизнес интересы могли стать одной из причин столь сильного упорства властей в Стамбуле.
Безусловно, указанный фактор сыграл важную роль. Но, скорее всего, главной движущей силой во всей этой истории выступала именно собственная инициатива Эрдогана. Как и в вышеописанной ситуации, когда в 2015 году спустя несколько месяцев на повторных голосованиях ПСР вернул себе большинство мест в парламенте, политик вполне мог рассчитывать на аналогичный исход и в этом случае. Однако на этот раз интуиция его сильно подвела. На перевыборах оппозиция выиграла весьма убедительно: соотношение голосов составило 54% против 45%.
Подобный итог стал сильным ударом по имиджу и репутации Эрдогана. Сложившийся вокруг нынешнего турецкого президента образ о его неуязвимости фактически был разрушен. Начали возникать определенные сомнения касательно политической перспективы ПСР и его лидера. На этом фоне многие обозреватели даже заговорили о возможном начале конца эпохи Эрдогана. Такая формулировка вопроса приобретает особую актуальность на фоне продолжающегося раскола внутри правящей партии. Так, в ближайшем будущем ожидается создание двух новых партий бывшими высокопоставленными членами ПСР. С одной стороны, свою собственную структуру формирует А.Давутоглу, который когда-то занимал пост премьер-министра страны. Кроме того, при поддержке прежнего президента Абдуллаха Гюля то же самое планирует сделать и А.Бабачан, когда-то курировавший экономический блок в правительстве.
Таким образом, возникает вполне резонный вопрос, действительно ли последние события можно рассматривать в качестве предвестника заката карьеры одного из самых ярких политиков современности? Соответственно, получит ли Турция другого президента и обновленный парламент в 2023 году, на который назначены очередные выборы? Какую стратегию будет придерживаться сам Эрдоган в этих условиях? Может ли он переломить ситуацию?
Прежде чем ответить на эти вопросы необходимо выяснить обстоятельства, приведшие к текущему положению вещей. В данном контексте следует разобраться в предвыборной раскладке, определить причины громкого успеха оппонентов Эрдогана на муниципальных голосованиях.
Выше в тексте упоминалось о том, что большинство опросов общественного мнения как раз предсказывало высокую вероятность поражения властных кандидатов на выборах в Стамбуле, Анкаре и в других городах. Многие эксперты вполне справедливо связывали подобную картину в первую очередь со сложной экономической обстановкой в стране.
Как известно, в середине позапрошлого года в Турции разразился финансовый кризис, когда курс лиры упал в два раза. Если говорить вкратце, девальвация стала поводом экономической рецессии. Тогда местные компании столкнулись с проблемой обслуживания своего кредитного долга в иностранной валюте. В результате стали резко увеличиваться случаи с банкротством бизнеса и увольнением персонала. Соответственно, значительно ухудшилась ситуация с безработицей. Так, в марте прошлого года перед муниципальными выборами показатель вырос до 13,8%. Между прочим, вопрос занятости является одной из самых хронических проблем современной Турции. Относительно молодое население требует постоянного создания большого количества рабочих мест.
Другим последствием обвала лиры стала высокая инфляция, которая в один момент достигала 25%. В ответ турецкий Центробанк повысил процентную ставку, что в итоге привело к сильному удорожанию кредитов как для населения, так и для предпринимателей. Ситуация усугублялась общим повышением цен на импортные товары. В конечном счете, сокращение инвестиций со стороны бизнеса и снижение объемов потребления гражданами вызвали заметный спад в экономике, и, соответственно, падение уровня жизни.
Кстати говоря, политическое долголетие Эрдогана во многом связано именно с экономическими успехами его администрации. Здесь очень символично, что приход Партии справедливости и развития к власти происходил как раз на волне финансового кризиса в стране. В дальнейшем при Эрдогане благосостояние населения постоянно улучшалось. Власти и сам турецкий президент в своих публичных выступлениях часто делают акцент на эти моменты. В некотором смысле для местного населения относительно высокие темпы роста стали нормой. Хотя в принципе в любом другом обществе экономические трудности так или иначе оказывают влияние на настроение электората, в случае Турции их эффект становится более ярко выраженным.
Однако помимо экономических причин имелись и другие факторы поражения ПСР. Главным образом большое воздействие на общую ситуацию оказала тактика оппозиции. Согласно принятому в 2018 году закону отныне в Турции политическим партиям разрешается создавать разного рода альянсы и участвовать на выборах объединенным списком кандидатов. Данное нововведение позволило коалиции Республиканской народной партии (РНП) и новой партии М. Акшенера выдвинуть в ряде городов единых кандидатов, в том числе в Стамбуле и Анкаре. Напомним, что М.Акшенер еще в 2016 году в знак протеста политике руководства националистической партии покинула эту организацию, и впоследствии создала свою собственную структуру. Таким образом, она лишила часть голосов у блока ПСР и националистов.
Еще одним важным моментом стала неофициальная поддержка оппозиционного альянса со стороны прокурдской партии. В частности, курды не стали выставлять своих кандидатов в Стамбуле, Анкаре и ряде других крупных городах. Надо сказать, на прежних муниципальных выборах курдский выдвиженец набрал в том же Стамбуле около 5%. Тем временем в 2018 году на президентских выборах кандидат от курдской партии в самом крупном мегаполисе страны выиграл уже 7,2% голосов. Учитывая, что в целом сторонники данной партии настроены против правительства, они с высокой вероятностью в своем большинстве проголосовали за оппозицию.
Показательно, что на последних муниципальных выборах 2014 года в Стамбуле победитель набрал 47% голосов, тогда как в прошлом году даже 48% не было достаточным кандидату ПСР для окончательного успеха. Аналогичная картина сложилась и в Анкаре. Если в 2014 году действующий столичный мэр переизбирался показателем в 44% голосов, то на этот раз поддержка уже 47% электората не позволила выиграть кресло градоначальника.
В контексте особенно Стамбула свою роль сыграла и тема сирийских беженцев. По разным данным на сегодняшний день в городе находятся порядка миллиона выходцев из Сирии. В свою очередь в турецком обществе наблюдается в целом отрицательное отношение к ним. Так, проведенный Республиканской народной партией опрос показал, что 77 процентов турецких граждан негативно относятся к сирийским беженцам. Еще 73 процентов воспринимают их как угрозу безопасности. Правда, здесь надо сделать скидку на то, что оппозиция в принципе всегда склонна преувеличивать ту или иную проблему. Тем не менее, если судить по общим трендам, указанные цифры выглядят правдоподобными и могут отражать истинное положение дел. Очень часто в турецких СМИ появляются новости из разных уголков страны о стычках между местными жителями и сирийцами. Практически во всех случаях напряженность возникает из-за обычных бытовых конфликтов.
Еще следует упомянуть о сложностях внутри правящей партии. С одной стороны, довольно продолжительное по времени доминирование одной политической силы не может не привести к расслабленности и некой самоуверенности. Некоторые аналитики отмечали плохую подготовленность предвыборной кампании кандидатов в мэры от Партии справедливости и развития. Если в случае с теми же президентскими голосованиями очень многое зависит от личных качеств Эрдогана, то на местных выборах данное преимущество в некоторой степени нивелируется. Сам турецкий президент выразил свое недовольство сложившейся ситуацией словами "усталость материала".
С другой стороны, есть мнение, что внутри ПСР разгорается борьба за ресурсы между разными группами влияния. С этой точки зрения различные эксперты указывают на растущий вес Б.Альбайрака. Злые языки поговаривают, что конфликт между ним и другим политиком-тяжеловесом Бинали Йылдырымом, участвовавшего на последних выборах мэра в Стамбуле, в некоторой мере оказало воздействие на исход голосования в главном мегаполисе страны. Предположительно, камнем преткновения могло выступать требование зятя турецкого лидера от Йылдырыма сохранения своей роли в будущем менеджменте города, что и спровоцировало конфликт. Естественно, вся эта ситуация не могла не отвлекать команду Йылдырыма от предвыборной гонки.
Все эти и другие причины в комплексе и привели к поражению Партии справедливости и развития. Показательно, что альянс ПСР и националистов потерял не только Стамбул и Анкару, но и такие центры как Адана, Анталья, Мерсин и др.
Между тем тактика властей о давлении внешних сил, которые якобы заинтересованы в смене "неугодного" правительства в Турции, на этот раз не принесла желаемого эффекта. Как известно, в последние годы перед выборами лично сам Эрдоган и другие официальные лица из руководства страны неоднократно, и, надо признать, весьма успешно апеллировали к патриотическим чувствам граждан, которые должны были сплотиться вокруг лидера перед предполагаемой иностранной угрозой. Такая тенденция усилилась особенно после попытки переворота 2016 года, ответственность за которую была возложена на Гюлена и его религиозную организацию. В данном контексте определенная порция критики достается и США, где как раз и проживает указанный турецкий проповедник. Анкара до сегодняшнего дня не смогла добиться от Вашингтона экстрадиции Гюлена.
В свою очередь перед муниципальными голосованиями ПСР стремилась преподнести ситуацию с экономическими трудностями в качестве результата исключительно американских санкций, введенных в августе 2018 года. Но, по правде говоря, запретительные меры администрации Трампа лишь ускорили процесс вхождения в кризис турецкой экономики, которая уже к тому моменту находилась не в очень хорошем состоянии.
Из вышесказанного следует, что с точки зрения дальнейших действий наиболее логичным решением для правительства сейчас видится концентрация усилий именно на решении экономических проблем. Тем более что следующие выборы назначены только на 2023 год. Таким образом, у руководства страны достаточно времени для стабилизации обстановки.
Кроме того, в среднесрочной перспективе есть вероятность урегулирования конфликта в Сирии. В свою очередь это потенциально может ослабить давление с продолжающимся потоком беженцев из этой страны.
Между прочим, главная оппозиция в лице Республиканской народной партии некоторое время назад обвинила центральное правительство в применении административного ресурса, чтоб дискредитировать работу мэров Стамбула и Анкары. Так, новые градоначальники обвиняют власти в блокировании государственного финансирования различных проектов в этих городах. В том числе это касается кредитования со стороны крупных государственных банков. Показательно, что глава Стамбула недавно совершил турне по европейским столицам в целях привлечения денежных средств. В частности, для строительства метрополитена и других объектов, реализация которых была остановлена сразу после смены власти в мегаполисе.
Что интересно, с недавних пор через провластные СМИ стала осуществляться усиленная информационная атака на вышеотмеченных А.Давутоглу и А.Бабачана. В принципе все это сказанное соответствует общей логике вещей: ПСР всячески пытается подорвать позиции своих политических оппонентов.
При этом некоторое время назад один из приближенных к правительству экспертов высказался о необходимости снижения электорального барьера на президентских выборах с 50 до 40 процентных пункта. В целом в мире подобная практика применяется. Такая система особенно распространена в Латинской Америке. В частности, в Аргентине, где недавно прошли выборы главы государства, порог для победы в первом туре составляет 45%. Здесь для избрания президентом может быть достаточно и 40% голосов, но в этом случае отрыв победителя от занявшего второе место кандидата должен составлять как минимум 10%.
Но в реализации этого плана есть свои сложности. Так, по новой конституции Турции для внесения прямых изменений в основной закон страны требуется согласие 2/3 депутатов. Чтоб провести референдум по внедрению поправок в конституцию, необходима поддержка не менее 60% членов парламента. Проблема заключается в том, что альянс ПСР и националистической партии контролирует лишь 344 места из 600. Ситуация может измениться, если какая-то другая партия присоединится к правящей коалиции. Важно подчеркнуть, что сейчас идут разговоры о сближении ПСР с организацией М.Акшенера, тем более что их идеологическая база фактически идентичная.
Естественно, совсем нельзя исключать вариант с конституционными изменениями. Но, тем не менее, данный план выглядит весьма труднореализуемым и ресурсоемким. Во-первых, перед ПСР встанет задача как-то примирить Акшенера и руководителя националистической партии Д.Бахчели. Даже после этого голосов будет достаточно лишь для референдума, проведение которой потребует колоссальных ресурсов.
На фоне всего этого прошлогодние высказывания лидера Республиканской народной партии К.Кылычдороглу о том, что из-за экономических трудностей правительство в скором времени объявит о досрочных президентских и парламентских голосованиях, в некотором смысле представлялись провокацией с его стороны. На тот момент потенциальные ранние выборы были абсолютно невыгодными для нынешних властей.
Однако спустя некоторое время общая картина резко поменялась. Все дело в том, что в октябре прошлого года турецкая армия начала военную кампанию против курдских формирований в северных районах Сирии. Тогда в Анкаре официальной причиной наступления назвали вопрос национальной безопасности. Бесспорно, вероятность появления независимого курдского государства на приграничных территориях несет реальные риски для Турции. Тем самым, своими действиями турецкое руководство фактически ликвидировало подобную угрозу.
В то же время данная военная операция в Сирии ожидаемо вызвал подъем патриотических настроений среди турецкого общества. Следовательно, моментально повысилась популярность действующего правительства. Так, согласно опросам рейтинг доверия Эрдогана вырос на 3,7 процента до 48%, что является самым высоким показателем с июня 2018 года, когда проводились выборы главы государства. В свою очередь тогда же в октябре увеличился уровень поддержки альянса ПСР и националистической партии с 50,9 до 55 процентов.
Кроме того, вторжение на заселенные преимущественно курдами районы Сирии стало большим испытанием для негласного альянса РНП с курдской партией. Учитывая, что общественная поддержка военной операции в Сирии составляла 80%, в том числе из-за прагматизма Республиканская народная партия не могла жестко критиковать правительство, тогда как местные курдские политики откровенно осуждали действия властей. В итоге все это в определенной степени вбило клин между оппозиционными силами.
Между прочим, подконтрольные туркам новые сирийские территории в некотором смысле выступают буферной зоной. В случае резкого ухудшения обстановки в Идлибе, поток беженцев можно будет переселить именно в эти районы. Тем самым, турецкое руководство перестраховывается, так как новый наплыв иммигрантов усилит недовольство турецких граждан, что очень рискованно перед потенциальными выборами.
Теперь же шансы на досрочные выборы становятся относительно высокими. Скорее всего, власти хотят сыграть на опережение. Появление двух новых вышеотмеченных партий, которые главным образом отберут голоса у ПСР, рассматриваются в качестве серьезного вызова действующему правительству. Если говорить о сроках, здесь есть один очень важный нюанс. Так, согласно турецким законам любая новая партия должна провести учредительный конгресс хотя бы за шесть месяцев до выборов. На данном этапе политическое движение Давутоглу только проходит регистрацию в государственных органах. Таким образом, после первого собрания данной структуры, теоретически в течение шести месяцев Эрдоган должен провести досрочные выборы.
Также можно упомянуть о других косвенных аргументах в пользу проведения выборов. Например, летом прошлого года Эрдоган уволил главу Центробанка. Поговаривают, что такое беспрецедентное событие было вызвано нежеланием бывшего управляющего банка снижать процентные ставки. Впоследствии новое руководство за короткий промежуток с июля по декабрь месяцы опустила ставку с 24 до 12%. И уже в третьем квартале экономика вернулась к росту, хотя пока еще к небольшому. Более того, аналитики предсказывают увеличение ВВП уже в последнем квартале 2019 года на 5%. Все это говорит о стремлении правительства поскорее ускорить темпы развития через кредитование, несмотря на долгосрочные риски такого шага.
К тому же, продолжающаяся эпопея вокруг покупки Анкарой российского оружия С-400, приведшая к напряженностям в отношениях с Вашингтоном, недавняя отправка турецких военных в далекую Ливию, участившиеся инциденты открытого проявления антикитайских настроений внутри страны и другие факты потенциально тоже можно рассматривать в контексте попытки использовать фактор национализма в политических целях.
Важно подчеркнуть, дополнительным раздражителем лично для нынешнего турецкого лидера может выступать сравнение отдельными наблюдателями нового мэра Стамбула Э.Имамоглу с ранним Эрдоганом. Здесь схожесть не только в том, что оба политика каждый в свое время весьма неожиданно становились главой самого крупного мегаполиса страны, но и в личных качествах. Имамоглу также отличается своей энергичностью, умением хорошо выступать, и он имеет определенную харизму. При этом его уверенная победа на перевыборах воспринималось как унизительное поражение для ПСР. Напомним, в отличие от первых голосований в марте на повторных выборах власти проиграли даже в таких религиозных стамбульских районах как Фатих и Эйюп, которые всегда голосовали за действующее правительство.
С точки зрения результатов потенциальных досрочных выборов, важно подчеркнуть, что даже на провальных последних муниципальных голосованиях ПСР и их младшие партнеры по коалиции набрали 44,3 и 7,3 процентов соответственно. То есть в любом случае более половины жителей страны продолжают поддерживать правящий альянс. Примечательно, что на прежних аналогичных голосованиях 2014 года партия Эрдогана выиграла 45,5%. В данном контексте не следует слишком переоценивать и итоги повторных выборов в Стамбуле. Когда стало известно о стремлениях властей пересмотреть изначальные результаты, среди общества на первый план вышел фактор чувства справедливости, так как действия властей казались попыткой украсть победу у оппозиционного кандидата. Поэтому и ПСР с таким отрывом проиграл в июне.
Таким образом, с учетом восстанавливающейся экономики и активности во внешней политике, думается, что шансы на успех Эрдогана сейчас достаточно высоки.
Между прочим, нельзя забывать о том, что политика вещь весьма непредсказуемая, особенно в условиях современной Турции. И все может быть так, что по тем или иным причинам руководство страны решит вообще не проводить досрочные выборы.
Но при любом раскладе наступивший 2020 год обещает быть очень насыщенным и интересным в плане политических процессов в Турции. В частности, Эрдогану так или иначе придется реагировать на быстро меняющуюся динамику, в том числе и на появление новых партий, которые могут очень серьезно осложнить и без того напряженную политическую обстановку в стране.