Понятно, что уже по всем возможным формальным и неформальным признакам война между Россией и Украиной зашла в тупик. Это еще не совсем позиционная война в духе первой мировой войны. Но уже почти нет оснований полагать, что еще возможны какие-то быстрые прорывы линии фронта с последующим разгромом окруженных частей в формате Второй мировой войны. Скорее воюющие стороны находятся сейчас в состоянии второй половины ирано-иракской войны 1980-ых годах, когда наступать уже почти нельзя, но и мирные переговоры еще кажутся преждевременными.
На фоне любой позиционной войны речь идет о возможных условиях мирного соглашения. При этом пока фронт стоит и у враждующих сторон еще есть ресурсы для продолжения войны, они не склонны соглашаться на предлагаемые противной стороной условия. Естественно, что обычно выдвигают очень жесткие условия и на их основании довольно трудно договориться.
Например, 14 июня президент России Владимир Путин сказал, что в качестве условия мира Украина должна оставить территории Запорожской и Херсонской областей, которые Москва объявила своими, отказаться от вступления в НАТО, а также должны быть сняты санкции. Однако уже 4 июля в Астане он заявил, что Стамбульские договоренности остаются «на столе». 10 июля появилась информация из закрытого письма Виктора Орбана в органы Евросоюза, что вроде бы Путин и председатель КНР Си Цзиньпин ожидают, что переговоры начнутся до конца этого года.
В данном случае любопытны изменения в позиции президента России между 14 июня и 4 июля. Потому что Стамбульские соглашения не предусматривали передачи территорий указанных выше украинских областей. Более того, по ним Украина не должна была признавать российскую принадлежность Крыма. Статус этого полуострова должен был когда-то потом обсуждаться на переговорах между президентами России и Украины.
Соответственно, налицо определенные изменения в позиции российского руководства. Конечно, весьма жесткие заявления от 14 июня это был предмет к началу дискуссии о переговорах. Условно говоря, российская сторона заявила все свои требования на максимально возможном уровне, но при этом отдавая себе отчет, что они никогда не будут реализованы. Фактически речь шла о приглашении к большому торгу. Но что-то пошло не так. И уже к 4 июля Москва несколько смягчила условия для возможных переговоров. Хотя Стамбульский вариант также весьма жесткий для Украины, но все же не настолько, как условия, озвученные президентом Путиным 14 июня.
Если говорить о том, что могло произойти за две с половиной недели, то, скорее всего, на изменение риторики Путина повлияли результаты прошедших в США 27 июня дебатов между президентом Джо Байденом и кандидатом в президенты Дональдом Трампом. Все наблюдатели сошлись во мнении, что для Байдена это был настоящий провал. Следовательно, многие предположили, что теперь у Трампа стало больше шансов на победу на ноябрьских выборах в США.
С учетом того, что Трамп обещал быстро завершить войну в Украине, это означает более высокую вероятность возможности достижения договоренностей между США и Россией. Еще в апреле в The Washington Post писали про якобы высказанное в частных беседах Трампом мнение, что он может договориться с Россией за счет территориальных уступок со стороны Украины. 25 июня агентство Reuters представило план по урегулированию конфликта, предложенный советниками Трампа, отставными генералами Китом Келлогом и Фредом Флейтцем.
Согласно этому плану США должны вынудить Россию и Украину к переговорам. В случае отказа отставные генералы предлагают угрожать Киеву прекращением поставок вооружений, а России, напротив, масштабными поставками оружия Украине. Но в этом плане не идет речи об условиях переговоров, о территориальных спорах, о членстве в НАТО, о санкциях и все остальное, что является важной составляющей этого конфликта.
В любом случае считается, что Трамп вполне может пойти на достижение договоренностей. По крайней мере, с ним Москве будет проще договориться, чем с тем же Байденом или любым другим представителем традиционного американского истеблишмента. К этому стоит добавить, что вероятная победа Трампа усиливает риски ситуации для Китая. Потому что в прошлое свое президентство он как раз начал торговые войны против Китая.
Поэтому Пекин не мог не активизироваться. Саммит ШОС в Астане, безусловно, должен был сыграть свою роль. Но при этом не в плане создания какой-то альтернативы Западу, что-то вроде дополнительного выражения идеи Глобального Юга или, другими словами, условного незападного мира. Между прочим, именно так видят ситуацию многие критики Запада, в том числе в России.
Однако Китай вовсе не заинтересован в какой-то конфронтации с Западом под любыми возможными знаменами и идеологическими конструктами. Его больше всего беспокоят потенциально возможные действия того же Трампа против китайской торговли, если он, конечно, победит. Поэтому к саммиту ШОС в Астане, где должен был присутствовать и президент Путин, Китай по разным данным задержал до 80% платежей в юанях в своей торговле с Россией. Это стало причиной падения российского импорта по итогам первого полугодия и ситуация пока никак не решается. Российский президент рассчитывал, что сможет договориться с Китаем на саммите ШОС, но пока, похоже, это не привело к каким-то результатам.
В данном случае Китай демонстрирует свою готовность де-факто выполнять санкции со стороны США. Но кроме этого он также явно хотел бы сыграть свою роль в завершении конфликта России с Западом. Война, без всякого сомнения, вредит глобальной торговле, а все что плохо для нее, плохо и для Китая. Для Пекина это очень непростая ситуация и он наверняка хотел бы завершить войну, как минимум, до выборов в США и, как максимум, до инаугурации нового президента.
Логика здесь вполне понятная. Если война завершится до ноября этого года, тогда теоретически это может помочь Байдену выиграть выборы, или не ему, если демократы все-таки заменят его из-за сложностей со здоровьем. Если же войну удастся завершить хотя бы до возможной инаугурации Трампа в том случае, если он победит, тогда она не станет влиять на ситуацию в мировой политике или, если и будет влиять, то существенно в меньшей степени. Китаю важно изменить общий тренд на рост конфронтации в мире, потому что это грозит мировой торговле и глобализации в целом, что никак не отвечает интересам крупнейшей экспортно-ориентированной страны в мире.
Поэтому интересы России и Китая объективно расходятся в оценке ситуации в мире и особенно в отношениях с Западом. Но они все-таки сходятся в том, чтобы выйти из конфликта с минимумом ущерба для той же России. В Пекине не хотели бы, чтобы это выглядело как какая-то форма ее поражения. Потому что это уже задело бы интересы всех тех стран, кто не входит в условный незападный мир, в том числе самого Китая.
Соответственно, Китай и предлагает формулу мира, которую условно можно назвать консервативной. Она исходит из принципа территориальной целостности, значит, не признает присоединения Россией украинских территорий. Но призывает к прекращению огня, то есть, к фиксации воюющих сторон на занимаемых позициях. В то же время Китай призывает отказаться от расширения военных блоков, что означает отказ от вступления Украины в НАТО. Кроме того, в плане предусматривается отмена односторонних санкций, что имеет особое значение для России. Так что китайский план – это такой компромиссный вариант, в основе которого находится заморозка конфликта по условному корейскому сценарию.
Но здесь возникает вопрос о позиции России? Можно допустить, что самым важным для нее является вовсе не вопрос принадлежности тех или иных территорий. Это, если судить по Стамбульским соглашениям и заявлению Путина о сохранении их актуальности. Скорее всего, российская сторона уже не стремится к изменениям во внутренней политике Украины, как это было в случае с Минскими соглашениями или, к примеру, заявленными в феврале 2022 года идеями денацификации и демилитаризации. Для этого нет больше главного условия – организованных пророссийских политических сил внутри самой Украины.
Более важным для Москвы являются два вопроса. Самый главный это, безусловно, санкции. Несмотря на всю оптимистическую риторику российских официальных представителей, очевидно, что при сохранении принципов рыночной экономики торгово-экономические отношения с внешним миром сохраняют свое важнейшее значение в том числе и для России. Это при директивной экономике можно игнорировать санкции, как это делали в СССР, и то с большими допущениями.
Поэтому вопрос санкций, безусловно, самый важный вопрос. Для России явно недостаточно простой заморозки и начала переговоров. Потому что в таком случае она останется со всеми санкциями. В Москве хотели бы увязать эти вопросы друг с другом. Поэтому Россия продолжает военные действия, несмотря на существующие сложности. По большому счету она не может остановиться, пока не получит ответа на этот чрезвычайно важный для нее вопрос о санкциях.
Потому что, если фронт замрет, тогда можно еще долго ждать переговоров, а можно их вообще и не дождаться с учетом позиции украинского руководства. В какой-то мере продолжение российского наступления, несмотря на потери, зависит от стоящей перед Москвой необходимости вынудить Украину и Запад все-таки пойти на переговоры.
Еще один важный момент также связан с переговорами. Характерно, что в Украине часто говорят о том, что останавливать войну нельзя, потому что Россия вроде как использует это время для перевооружения, а затем и нападения с новыми силами. Однако такая же логика может быть и в рассуждениях российских политиков. Об этом говорил Путин на встрече с премьер-министром Виктором Орбаном в Москве 5 июля. Если заморозить войну, просто ее остановить, то у Москвы нет гарантий, что Украина может перевооружиться и однажды пойти отбивать свои территории. Для этого у нее есть соответствующая мотивация. Поэтому вполне логично ставить вопрос о внешних гарантиях того, что заморозка в каком-то отдаленном будущем не приведет к началу новой войне. Причем, это актуально для обеих сторон.
Такая постановка вопроса имеет смысл. Если заморозка произойдет без договора и без согласования каких-то условий, то России и Украине придется держать на линии размежевания по полмиллиона солдат и еще по столько же в ближайшем тылу. Если сравнить ситуацию с Корейским полуостровом, то там линия разграничения составляет всего 248 километров.
При этом Северная Корея держит под ружьем 1 млн. солдат только в сухопутных войсках при населении в 26 млн. человек. Еще 5 млн. – это мобилизационный резерв. У нее 3,5 тыс. танков, 10,5 тыс. артиллерийских орудий, 2500 реактивных установок залпового огня, 7,5 тыс. минометов. 8 тыс. орудий стоят прямо на линии соприкосновения и в состоянии уничтожить столицу Южной Кореи Сеул.
В Южной Корее 600 тыс. солдат в армии, 365 тыс. в сухопутных войсках, 3 млн. в резерве при 50 млн. населения. На вооружении 2 тыс. танков, 12 тыс. артиллерийских орудий и минометов, 300 РСЗО. Но здесь есть еще американские войска численностью 28 тыс. солдат, что снижает вероятность возобновления военных действий. Если конфликт в Корее заморозили в 1953 году, то можно представить, сколько средств обе страны потратили на содержание таких огромных армий.
Сегодня фронты российско-украинской войны — это минимум 1,3-1,5 тыс. километров. Без договора обе стороны все время будут ожидать удара от своего соперника и вынуждены будут содержать огромные армии и нести большие затраты на ее содержание. Понятно, что в таком случае затраты для обеих стран на поддержание боевой готовности будут колоссальными. При этом Украина в вопросах технологии сможет рассчитывать на поддержку, как минимум, Европы, как максимум, США, а у России будут очевидные сложности из-за санкций и сокращения ресурсов. Хотя нынешняя война наглядно продемонстрировала, что оборона пока сильнее наступления. Но на фоне взаимного недоверия это не так важно.
Соответственно, тактика России по выходу из этой войны теоретически может заключаться в том, чтобы оказать сейчас максимальное давление на Украину с тем, чтобы создать для нее невыносимую обстановку. Особенно стоит обратить внимание на разрушение украинской энергетической инфраструктуры. В этом случае зимой обычное население может оказаться в крайне неблагоприятных обстоятельствах в замерзающих городах. Возможно, что расчет сделан на то, что власти Украины станут более сговорчивыми. Особенно, если к власти в США придет Трамп. С ним Москва явно сделает попытку договориться.
В этом смысле довольно показателен визит уже упомянутого здесь венгерского премьер-министра Виктора Орбана. Сначала он 2 июля отправился в Украину, затем 5 июля в Россию, потом 8 июля в Китай. 12 июля после саммита НАТО в США, он отправился на встречу с Трампом. Таким образом, Орбан посетил всех участников и везде провел неформальные встречи. Как минимум, он должен был довести до главных участников событий позиции друг друга.
Особенно показательной была встреча с Трампом. Он еще не был выдвинут Республиканской партией, в него еще не стреляли на митинге в Пенсильвании и его позиции на предстоящих выборах еще не выглядели более выигрышными. Но Орбан с ним встретился. Если завтра Трамп победит, то венгерский премьер будет единственным из глав государств ЕС, у кого с Трампом доверительные отношения. При всей своей непопулярности среди руководства ЕС Орбан сделал ход конем, поехал к enfant terrible американской политики и почти выиграл. Пусть даже он выступил в роли почтальона, но все равно это важная роль, особенно, когда ты сам enfant terrible, но уже в европейской политике. Если Трамп победит, это ему зачтется, если нет, то все равно Орбан уже получил свою минуту славы, как посредник между столькими серьезными политическими фигурами.
В любом случае Трамп становится все более важным фактором международной политики. Естественно, это напрямую касается и российско-украинской войны. Особенно после того, как его кандидатом в вице-президенты стал сенатор Джеймс Вэнс, который критиковал оказание помощи Украине. Конечно, Вэнс абсолютно лояльный Трампу человек и он перестроится, если будет такая задача. Но с идеологической точки зрения нежелание оказывать помощь Украине это выражение интересов американских изоляционистов. Вопрос, насколько их идеи будут актуальны при возможном президентстве Трампа? Однако, так или иначе, это повод заставить беспокоиться официальный Киев. Понятно, что если США сократят помощь Украине, пусть даже на время, ей будет довольно сложно продолжать войну.
20 июля президент Украины Владимир Зеленский провел телефонный разговор с Трампом. В своем телеграмм-канале он написал, что «договорились с президентом Трампом обсудить во время личной встречи, какие именно шаги могут сделать мир честным и действительно длительным». Ранее 19 июля он дал интервью BBC, в котором заявил, что «горячая стадия войны может завершиться до конца этого года». Он также отметил: «Это не значит, что надо отвоевать в боях все территории. Я считаю, что этого можно добиться с помощью дипломатии».
Несомненно, это серьезное изменение первоначальных позиций украинского президента по поводу возможного завершения войны. Очевидно, что это заявление было сделано перед телефонным разговором с Трампом. Зеленскому надо было сделать шаг навстречу возможному будущему президенту, продемонстрировать свою готовность учитывать его позиции. Хотя в том же интервью он сказал, что остановить войну за 24 часа, о чем все время говорит Трамп, «означало бы просто перестать сражаться, отдать (территории), просто забыть о них».
Такая оговорка украинского президента вполне оправданна на тот случай, если действительно Киев вынужден будет пойти на условия США, если президентом станет Трамп. В первую очередь это необходимо для внутренней аудитории. Но более важным в интервью Зеленского была фактическая готовность согласиться на заморозку конфликта.
Если вы соглашаетесь на методы дипломатии в урегулировании вооруженного конфликта, то это займет какое-то время, может быть весьма значительное. Все это время вопрос принадлежности тех или иных территории будет на столе переговоров. Но будут и другие вопросы. Среди них самый важный для России это вопрос санкций. Вполне возможно, что переговоры теоретически могут идти, в том числе о том, чтобы обменять отмену санкций на территории.
Очень характерна в связи с этим была статья китайского профессора Фэн Юйцзиня в журнале Economist, вышедшая еще в апреле этого года. В ней он написал, что Россия «наверняка проиграет в Украине» и «со временем ей придется уйти со всех украинских территорий, включая Крым». Очевидно, что такое интервью не могло появиться по личной инициативе китайского профессора. При этом материал был опубликован за месяц до визита председателя Си Цзиньпина в мае этого года в Европу. Можно предположить, что это был такой неофициальный способ обозначить позицию Китая, нечто вроде утечки информации.
Но самое интересное в этом интервью – это тезис о том, что по мнению китайского профессора через какое-то время России вроде бы придется уйти с занятых территорий. С военной точки зрения это выглядит невозможным. Но если речь пойдет об обмене санкций на территории, со временем, конечно, тогда это может быть другая история. Хотя это не решает главный вопрос относительно гарантий от новой эскалации, о чем говорят представители и России, и Украины.
Понятно, что все это контролируемые утечки информации из тех глубин, где идут настоящие переговоры и консультации с участием многих игроков. В любом случае наметилась определенная тенденция. Возможно, что где-то там решается только один, но самый важный момент. Следует ли договориться об основных параметрах до прекращения огня или сначала надо прекратить огонь, а потом уже договариваться?
Можно предположить, что переговоры идут давно, но последние события в США только ускорили их. Но это не отменяет жесткости борьбы сторон за свои интересы. Между прочим, пострадал и Орбан. 17 июля Украина прекратила транзит российской нефти в Венгрию по нефтепроводу «Дружба». Таким образом Киев фактически повышает ставки в той игре, где венгерский премьер стал довольно важным игроком.
Правда, формальная причина остановки транзита связана с санкциями Украины против российской компании «Лукойл», которые были ужесточены в июне 2024 года. Характерно, что министр иностранных дел Венгрии Петер Сийярто заявил, что «Лукойл» и венгерская компания «МОЛ» «работают над совместным юридическим решением, чтобы восстановить поставки нефти». 21 июля премьер-министр Словакии Роберт Фицо заявил, что из России по этому газопроводу поступало 40% нефти, перерабатываемой на заводе «Slofnaft», который входит в «МОЛ». Причем, 10% из всего объема производства завода отправлялось на экспорт в Украину.
В данном случае Украина оставила возможность для юридического решения, а, значит, и для оказания давления, как на Венгрию, так и на Россию. Тем более, что на повестке дня стоит еще больший вопрос о транзите российского газа через территорию Украины. Киев уже заявил, что не собирается продлять договор, который заканчивается в конце 2024 года. Это означает большие сложности одновременно для Австрии, Венгрии и Словакии. Для России это означало бы потерять экспорт от 15 до 18 млрд. кубометров газа в год.
Понятно, что речь идет о политике, а не об энергетике. В этой войне есть свои странные ситуации. К примеру, тот же транзит российского газа и нефти через Украину. Хотя, возможно, негласным условием сохранения этого транзита во время войны был отказ России от нанесения ударов по транспортной инфраструктуре, тем же мостам через Днепр. Возможно также, что Украина получала плату за транзит газом, пусть даже частично. Это позволяло ей сводить свой топливный баланс.
Однако, сейчас, когда Россия разрушила значительную часть инфраструктуры, в том числе теплоэлектростанции, Украине надо гораздо меньше газа. Возможно поэтому Киев решил отказаться от транзита. Но в то же время возможны различные варианты. Например, президент Азербайджана Ильхам Алиев 19 июля заявил, что Евросоюз и Украина обратились к нему с просьбой помочь в заключении сделки. Теоретически азербайджанская сторона будет транспортировать через Россию и Украину свой газ, а где она его возьмет, это уже другой вопрос. Аналогичным образом в принципе можно заместить и нефть «Лукойла» для Венгрии на какую-то другую компанию, возможно, что не на российскую.
В целом российско-украинская война подошла к определенному переломному моменту. Конечно, не факт, что война закончится до конца этого года, но, очевидно, что она ближе скорее к завершению, чем к дальнейшей эскалации. Хотя во время ирано-иракской войны первые посреднические усилия для достижения мира были предприняты в 1982 году, но война после этого продолжалась до 1988 года.
До тех пор, пока Ирак 12 июля 1988 года не организовал прорыв своих войск, сконцентрировав на центральном фронте 140 тыс. солдат, 1000 танков, 1000 орудий. За два дня иракцы разбили три пехотные дивизии Ирана, захватили 570 бронемашин и 320 орудий, убили и ранили 10 тыс. солдат, 5 тыс. взяли в плен. 15 июля Иран объявил о выводе войск с иракской территории. 17 июля Ирак заявил об отводе войск с занятых территорий Ирана и озвучил условия, среди которых были прямые переговоры между двумя сторонами, обмен пленных и ряд других моментов местного значения. Этому предшествовало истощение ресурсов обеих стран.
Но Ирак мог опираться на финансовую поддержку нефтедобывающих стран Персидского залива, включая Саудовскую Аравию, на которую он покупал вооружения у СССР и Европы. СССР отправил 140 истребителей Миг-23 и Су-22, 50 вертолетов Ми-24, несколько сот танков Т-72, 100 самоходных орудий, бронемашины и т.д. Ирану было сложнее, но он продавал нефть. США проводили операции против иранского флота в Персидском заливе и одновременно тайно поставляли оружие Тегерану в рамках операции, известной как «Иран-контрас». При этом Китай поставлял оружие и Ирану, и Ираку. Например, Тегерану Пекин поставил 20 истребителей F-6 (копия советского Миг-19), а Багдаду 30 истребителей F-7 (копия советского Миг-21). Северная Корея поставляла Ирану танки, артиллерию, минометы, РСЗО, снаряды к ним.
Но ключевое решение, которое оставило воюющие страны без денег, было принято Саудовской Аравией, которая в 1986 году начала массированную добычу и продажу нефти. Цены упали с 36 в 1985 году до 10 долларов за баррель. Считается, что именно это в конечном итоге стало причиной падения СССР. Но совершенно точно это оставило Иран без денег, а Ирак продолжал получать кредиты от той же Саудовской Аравии и Кувейта.
В современных условиях уже невозможно организовать такие наступления, которые были в ходе ирано-иракской войны. Любая концентрация сил будет замечена из космоса и с беспилотников. Танки не имеют прежнего значения. Современные системы ПТУР (Джавелин, NLAW), а также БПЛА не дают им возможности развернуться. Авиация используется для нанесения ударов корректируемыми авиабомбами, но не используется над полем боя, как это было в 1980-ых. Остается артиллерия, но у ее применения также есть свои ограничения, связанные с контрбатарейной борьбой и износом стволов.
Сложности для России в том, что у нее нет возможности взять кредит у того же Китая. По сравнению с 1980-ыми годами сейчас у него другие интересы. Кроме того, замедление поставок товаров из Китая и соблюдение им санкций не дают России возможности расширить производство, что ограничивает ее возможности для снабжения армии.
В то же время, сложности для Украины связаны с высокой степенью зависимости от внешней помощи. Это ограничивает любые варианты долгосрочного планирования в связи с тем, что неизвестны намерения поддерживающих стран. Понятно, что те объемы помощи, о которых уже договорились Киев и его партнеры, достаточны только для поддержания текущей ситуации, как в экономике, так и на поле боя. Если же говорить о расширении помощи, то здесь неизбежно возникают сложности с электоральным процессом в западных странах. В данной ситуации пример с возможностью избрания Трампа самый характерный из всех возможных.
Собственно, все идет к неким договоренностям. Мы не можем знать всех деталей, которые стороны пытаются согласовать. Но очевидно, что им придется соглашаться на заморозку конфликта. Россия явно не сможет добиться снятия санкций перед вероятным прекращением огня. Украина никак не сможет сейчас решить вопрос с территориями. Ситуация все равно будет патовая, невыгодная ни той, ни другой стороне. Но, похоже, у них нет другого выбора.